Сьюзи с теплой, естественной улыбкой поворачивается к соседнему столу. Ее голос профессионален и выразителен:
— Джон, через пару минут должен подойти мистер Вудалл, ты знаешь его?
Джон кивает.
— Не мог бы ты попросить его подождать меня минут пять? Я не совсем укладываюсь в расписание.
— Конечно, — говорит Джон, — нет проблем.
— Идем со мной, — говорит она и выводит меня из общего зала.
Мы проходим через красную дверь («Пожалуйста, не забудьте закрыть за собой») и поднимаемся по лестнице вверх. Две пожарные двери, еще одна дверь — и мы прибыли в маленький кабинет с письменным столом, компьютером, двумя стульями и шкафом с картотекой. Должно быть, это комната, куда они удаляются, если превышен кредит или отказано в ссуде. Комната неприятностей.
Оказавшись здесь, мы садимся; Сьюзи за стол, а я на более низкий удобный стул.
— Теперь посмотри, Китти. Так не годится. Сейчас самый разгар рабочего дня. Я очень занята, и если не буду выполнять свои обязанности вовремя, то подведу многих людей. Я не могу просто так ото всех отвернуться и говорить о ерунде, да еще показывать при этом, что якобы очень рада тебя видеть.
— А я и не жду от тебя проявлений любезности, я жду от тебя правды.
— И что это за правда, которой ты ждешь? Почему ты вообще здесь?
— Ребенок.
— Что за ребенок?
— На днях, когда я видела тебя, ты была беременна, не так ли?
— Не устраивай комедию. Я болела.
— Нет, — говорю я медленно. — Я умею различать такие вещи. Мне известно, как чувствует себя беременная женщина, и что такое болеть, я тоже себе представляю.
Она берет ручку и начинает что-то машинально чертить на листке из блокнота.
— Глупости, Китти. Я же сказала тебе, что болела.
— Нет, — говорю я. — Ты была беременна.
— Я не беременна.
— Нет, — говорю я. В музыке Джейка не было фальши. — Сейчас — нет. Тогда была.
Ее лицо теряет все краски, слова звучат жестко и злобно:
— Ты абсолютно не права. Но даже если бы все было так, как ты говоришь, тебе-то какое до этого дело? Кто ты такая, что позволяешь себе являться сюда среди бела дня, бросаться обвинениями, устраивать сцену на виду у всех? — Она жмет на авторучку все сильнее и сильнее, со злостью двигая ее по бумаге и оставляя уродливые вмятины.
Она все признает. Она злится, потому что я сказала правду.
— Я не могу поверить… — Я говорю это, и мой голос дрожит, — не могу поверить, что ты могла… — Я не в силах выговорить это слово. Не хочу, чтобы оно вышло из моего рта.
— И что в этом такого ужасного?
Она бросает слова с раздражением и, раздосадованная, уже не сидит в удобной позе — нога на ногу. Здесь, со мной, она чувствует себя очень неловко, и я начинаю понимать, что она, по всей вероятности, все еще страдает.
— У всех на этот счет разные мнения, разве не так? Иначе это не было бы легальным. Кто ты такая, чтобы указывать мне, должна я или не должна иметь ребенка? У тебя своя жизнь, у меня — своя. Тебе нравится твоя работа. А мне нравится моя. Я с ней успешно справляюсь. И хочу продолжать работать. У меня уже есть дома один ребенок. Его зовут Джейк. Ему нужна моя забота, он отнимает у меня массу времени. Как смеешь ты приходить сюда и предъявлять мне обвинения, которых не можешь обосновать, да еще даешь указания, как мне следует жить?
Я смотрю на нее. Она — мимо меня, через мое плечо, как будто кто-то стоит сзади. Мне кажется, что она сдерживает слезы.
Она переводит дух.
— Послушай, Китти, — говорит она более мягко, — мне очень жаль, что так получилось. Я просто попробовала объяснить тебе, что существуют разные вещи. Мне хотелось бы как-то помочь тебе, но я не знаю, как это сделать.
Больше я не могу с ней разговаривать. Внутри меня закипает ярость — незнакомая и пугающая. Мне хочется сделать большой прыжок и вцепиться в ее совершенную прическу, схватиться за ее профессиональный костюмчик и разорвать его на части, а потом трясти ее, трясти и трясти, из-за той ужасной вещи, которую она сделала. Не могу больше смотреть на нее. У меня дрожат руки.
— Думаю, теперь тебе пора идти, — говорит она, вставая и открывая дверь.
По лестнице я иду за ней молча. Внизу она отворяет пожарную дверь, и я выхожу. Покидая банк, вижу, как она подходит к мужчине с портфелем. Она говорит ему: «Мистер Вудалл», — и протягивает руку для приветствия. Она выглядит очень профессионально. Улыбка ее — широкая и доброжелательная, голос — теплый. И только два красных пятна на ее щеках говорят о том, что она, вероятно, слегка была выбита из колеи моим появлением.
Читать дальше