Йенс Шпаршу - Комнатный фонтан

Покончив с формальностями, я, чтобы не стоять без дела, отправился изучать, что находится в дальней части фойе, которая тонула в полумраке. Там были выставлены фирменные изделия, представшие передо мной во всем своем пестро-мерцающем, струйно-журчащем многообразии, и я погрузился в созерцание этого волшебного мира.

Сначала мой взгляд упал на белотелую голую девицу: она сидела, изящно перенеся вес на правую ягодицу, что позволяло ей уложить обе ноги под углом, как бы поджать их под себя, но так, чтобы их все-таки было видно, а левой рукой спокойно обнимать пузатый кувшин, используя правую для поддержки сосуда, хотя со стороны казалось, что она его и не держит вовсе, а только так, касается слегка своими грациозными пальчиками. Из горлышка вазона потоками лилась вода, которая стекала в корыто, издалека напоминавшее крупную галошу. Чуть дальше шел римский фонтан-каскад — нежнейшие прозрачные воланы (с голубой подсветкой!), мягко накрывающие собою пирамиду из массивных чаш, создавали упоительную атмосферу неги и ночных услад… Рядом красовался фрагмент горного массива: влажно поблескивающие валуны, щедро выложенные искусственным мхом, подпирают гранитный утес, из всех щелей которого бьют бурливые ручейки. Ну а это просто чудо! Лягушка из легированной стали открыла рот и пускает вверх целый столб воды, который, падая вбок, превращается в гладкую струю, разбивающуюся внизу на тысячи мелких капелек, а в них играет радуга от пестрых камушков мозаичного узора на дне художественной лохани.

Далее размещались разнообразные бессюжетные модели: из керамики, фарфора, искусственного материала — последние с замысловатыми украшениями. Все капало, плескалось, текло, лило, бурлило…

Я как раз разбирался с многочисленными кнопками на модели ВЕНЕЦИЯ, при помощи которых можно было изменять по своему усмотрению окраску воды, создавая настоящие симфонии цвета, и только успел нажать на кнопочку, на которой была изображена какая-то нота, объяснявшая, почему на мой случайный тык конструкция отозвалась тихими электронными звуками, как за моей спиной все стихло. Равномерное жужжание голосов вдруг резко оборвалось, уступив место звенящей тишине. наполненной ожиданием. В фойе вошел высокий мужчина. Шеф, догадался я. Это было видно не только по чисто внешним признакам — по фигуре, по стати, — но и по всей манере держаться, по тому, как он появился на сцене, — это был настоящий выход! (Моя явление народу, несмотря на черный дипломат, не шло с этим ни в какое сравнение, если вспомнить, как я нарисовался тут согбенным вопросительным знаком, с трудом вписавшимся в эту обстановку..)

Шеф пересек фойе, внося по ходу дела ясность в структуру отношений. По тому, как он кому-то просто вежливо кивал, кому-то по-свойски махал рукой, рядом с кем-то даже останавливался, одному пожимал руку, другому что-то говорил, — по всем этим отметкам я, будучи здесь лицом посторонним, мог приблизительно составить себе представление о том, кто на какой ступеньке тут находится. Закончил свой маршрут он у столика при входе, где лежали списки участников слета.

Он взял все списки в одну руту, другою выудил из кармана очки, тряхнул их слегка (отчего обе дужки встали торчком), водрузил их с изящной небрежностью на нос и пробежал глазами имена прибывших. Кивнул головой. Что-то сказал секретарше, которая тем временем успела встать в стойку. Бросил последний взгляд перед началом мероприятия на притихшую публику, отправляя попутно свои очки обратно в карман, и тут он приметил меня. Я не ошибся. Вот он идет прямо ко мне.

Что это все должно означать? Я подумал, не выдвинуться ли мне ему навстречу, но потом решил, что это будет, пожалуй, слишком. Излишняя ретивость ни к чему. Буду смотреть в другую сторону. Нет, уже поздно, выйдет неловко.

Раздираемый противоречивыми устремлениями, я стоял как пень, не сводя глаз с незнакомца, неотвратимо приближавшегося ко мне. Я стоял и глаз не мог оторвать от этого художественного явления — другого слова тут не подобрать!

На лице — мягкий благородный загар, сквозь который ненавязчиво проступают едва заметные старческие веснушки. Белые мелко вьющиеся волосы тщательно зачесаны назад. Двубортный пиджак. На шее шелковый платок, такого же цвета, что и треугольничек, выглядывающий из нагрудного кармана…

Я услышал, как секретарша, отставшая от него на полкорпуса, прошептала ему:

— Господин доктор Болдингер, это господин Лобек, берлинский кандидат.