Виктор Пелевин - Ампир «В»

– Да, – добавил Энлиль Маратович. – Великая Богиня – это вершина Фудзи. Понимаешь?

Я кивнул.

– Но раз богиня стала золотым дождем, тела у нее нет. А раз нет тела, значит, нет и bush'а. Поэтому богиня может смело ему верить. То, чего нет, не обманет никогда.

Шутка, возможно, и не стоила того, чтобы ее понимать. Но дело было не в шутках. Мне надоела эта затянувшаяся игра в прятки.

– Энлиль Маратович, когда вы мне расскажете, как все устроено на самом деле?

– Куда ты спешишь, мальчик? – печально спросил Энлиль Маратович. – Во многой мудрости много печали.

– Послушайте, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и веско, – во-первых, я уже давно не мальчик. А во-вторых, мне кажется, что я в двусмысленном положении. Вы представили меня обществу как полноправного вампира. Но меня почему-то до сих пор держат в потемках относительно самых важных основ нашего уклада, вынуждая расспрашивать о смысле каждой фразы. Не пора ли…

– Пора, – вздохнул Энлиль Маратович. – Ты совершенно прав, Рама, пора. Идем в кабинет.

Я поглядел на собравшихся в зале:

– Мы вернемся?

– Хочется верить, – ответил Энлиль Маратович.

Кабинет Энлиля Маратовича был большой строгой комнатой, отделанной дубом. У стены стоял довольно скромный письменный стол с вращающимся стулом. Зато в самом центре кабинета возвышалось старинное деревянное кресло с высокой резной спинкой. Оно было покрыто потускневшей позолотой, и я подумал, что так мог бы выглядеть первый в истории электрический стул, разработанный Леонардо Да Винчи в те редкие спокойные дни, когда ему не надо было охранять мумию Марии Магдалины от агентов озверевшего Ватикана. Видимо, Энлиль Маратович сажал на этот трон позора провинившихся вампиров и распекал их из-за своего стола.

Над столом висела картина. Она изображала странную сцену, похожую на лечебную процедуру в викторианском сумасшедшем доме. Возле пылающего камина сидели пять человек во фраках и цилиндрах. Они были привязаны к своим креслам за руки и за ноги, а их туловища были пристегнуты широкими кожаными ремнями, словно на каком-то древнем самолете. Каждому в рот была вставлена палочка, удерживаемая завязанным на затылке платком (такой деревяшкой, вспомнил я, разжимали зубы эпилептику во время припадка, чтобы он не откусил язык). Художник мастерски передал отблески пламени на черном ворсе цилиндров. Еще на картине был виден человек в длинной темно-красной робе – но он стоял в полутьме, и различить можно было только контур его тела.

На другой стене висело два эстампа. На первом размашистая тень темно-зеленого цвета неслась над ночной землей (название было «Alan Greenspan's Last Flight»). На втором алела изображенная в трех проекциях гвоздика с блоком крупно набранного текста:

Гвоздика внутриствольная подкалиберная. Состоит на вооружении боевых пловцов CNN, диверсионно-разведывательных групп BBC, мобильных десантных отрядов германских Telewaffen и других спецподразделений стран НАТО.

Больше в кабинете не было никаких достопримечательностей – разве что металлическая модель первого спутника Земли на столе Энлиля Маратовича и стоящее рядом серебряное пресс-папье (Пушкин в сюртуке и цилиндре лежал на боку, подперев умиротворенное лицо кулаком – совсем как умирающий Будда). Под Пушкиным была стопка чистых листов бумаги, рядом – сувенирная ручка в виде маленького меча. В кабинете пахло кофе, но кофейной машины не было видно – возможно, она была спрятана в шкафу.

Аккуратная чистота этого места отчего-то рождала жутковатое чувство – будто здесь только что кого-то убили, спрятали труп и замыли красную жидкость. Впрочем, такие ассоциации могли возникнуть у меня из-за темного каменного пола с черными щелями между плит: в нем определенно было что-то древнее и мрачное.

Энлиль Маратович указал мне на кресло в центре комнаты, а сам сел за рабочий стол.

– Итак, – сказал он, поднимая на меня глаза, – про баблос ты уже слышал.

Я кивнул.

– Что ты про него знаешь?

– Вампиры собирают старые банкноты, пропитавшиеся человеческой жизненной силой, – ответил я. – А потом что-то с ними делают. Наверно, настаивают на спирту. Или кипятят.

Энлиль Маратович засмеялся.

– Пообщался с Герой? Эту версию мы уже слышали. Остроумно, свежо и, как вы теперь говорите, готично. Но мимо. Старые банкноты не пропитываются энергией, они пропитываются только человеческим потом. И кишат микробами. Я не стал бы пить их отвар даже по личному приказу товарища Сталина. Банкноты действительно играют роль в наших ритуалах, но она чисто символическая и не имеет к божественному напитку отношения. Еще попытка?