Гейдар скрылся за дверью и скоро появился.
— Идет, — сказал он и побежал на спортивную площадку. Там уже носились старшеклассники, как молодые звери.
Если бы Кямал читал стихи, ему бы вспомнились строчки одной замечательной поэтессы: «О, сколько молодятины кругом…» Но Кямал не думал о стихах. Он принес Ирине плохую весть. В старину такие люди назывались горевестники, и им рубили головы, хотя горевестники ни в чем не виноваты. Они — только переносчики информации. А Кямал — виноват, значит, ему надо два раза рубить голову: и как виновнику, и как горевестнику.
Ирина появилась на широком школьном крыльце, кутаясь в серый оренбургский платок. Было начало марта, ветер задувал сердито. Кямал увидел ее женственность и беззащитность. Она куталась в платок, как девочка и как старуха одновременно.
Он вдруг понял, увидел воочию, что бросил ее на произвол судьбы. И зарыдал.
— Что с тобой? — Ирина подняла и без того высокие брови.
Кямал рыдал и не мог вымолвить ни одного слова.
Ирина знала эту его готовность к слезам. Он часто плакал после любви, не мог вынести груза счастья, плакал по телефону, когда скучал. Кямал был сентиментальный и слезливый, любил давить на чувства. И сейчас, после десятидневной командировки, он стоял и давил на чувства. Дурачок.
Ирина снисходительно улыбалась. Обнять на пороге школы на виду у старшеклассников она не могла. Поэтому спросила:
— Вечером придешь?
— Приду, — отозвался Кямал.
— Я побегу, — сказала Ирина. — У меня там внеклассные занятия.
Она повернулась и пошла. Не догадалась. Ничего не почувствовала. И это странно. Ирина была очень интуитивна. Она слышала все, что происходит в любимом человеке. А здесь — тишина. Видимо, в самом Кямале ничего не изменилось. В его паспорте появился штамп. Но это в паспорте, а не в душе.
Ирина ушла. Кямал остался стоять. Слезы высыхали на ветру. А в самом деле, думал он, почему бы не прийти вечером. Что случится? Ничего не случится. Он ведь не может так резко порвать все корни своей прошлой жизни. Тридцать шесть лет — зрелый возраст: свои ценности, свои привязанности. Вот именно…
Вечером Кямал появился у Ирины — с натюрмортом из сезонных овощей и фруктов, с куклой для Снежаны и с любовью для Ирины, которая буквально хлестала из глаз и стекала с кончиков пальцев.
Но в двенадцать часов ночи он засобирался домой, что странно. Кямал всегда ночевал у Ирины. За ночь тела напитывались друг другом, возникала особая близость на новом, на божественном уровне. Для Ирины эта близость была важнее оргазма.
— Не могу остаться, — сказал Кямал. — Мама заболела.
Мама — это святое. Ирина поверила.
Мама болела долго. Год. Потом другой. Что же делать? Возраст…
Ирина постепенно привыкла к тому, что он уходит. Ничего страшного. Ведь он возвращается…
Кямал приходил два раза в неделю: понедельник и четверг. Два присутственных дня. Остальное — с мамой. Этот режим устоялся. В нем даже были свои преимущества. Оставалось больше времени для детей.
Саша постоянно пропадал где-то, как мартовский кот. Приходил домой только поесть. Ирина вначале волновалась, потом смирилась. Мальчики вырастают и вылетают, как птицы из гнезда.
Снежане — тринадцать лет, переходный возраст. Школа. Володька, законный отец, не интересовался детьми. Жил где-то в Иркутске со своей армянкой. Там тоже было двое детей.
Ирина не понимала, как можно быть равнодушной к своей крови, к родной дочери, тем более она такая красивая и качественная. Чужие восхищаются, а своему все равно. Мусульмане так не поступают. Южные народы чадолюбивы. Лучше бы Кямалу родила. Но это если бы да кабы…
Снежана сидела в углу и учила к школьному празднику стихотворение Есенина «Гой ты, Русь моя святая…».
— Что такое «гой»? — спросила Снежана.
— Значит «эй», — объяснила Ирина.
— Тогда почему «гой»?
Ирина задумалась. Если бы они жили в России, такого вопроса бы не возникло. Она вздохнула, но не горько. Ирина родилась в Баку, впитала в себя тюркские обороты, культуру, еду. Она любила этот доверчивый, красивый народ. Она пропиталась азербайджанскими токами и сама говорила с легким акцентом. И не избавлялась от акцента, а культивировала его. И русское тоже любила — блины, песни, лица…
Ирина была настоящей интернационалисткой. Для нее существовали хорошие люди и плохие. А национальность — какая разница…
Однажды Кямал уехал в Москву, в командировку. Сказал: на повышение квалификации. Он рос по службе и уже ходил в чине полковника.
Читать дальше
