Количество заимствований в любом языке огромно, что самими носителями языка не всегда ощущается. Язык — необычайно стабильная система и способен «переварить» достаточно чужеродные явления, то есть приспособить их и сделать в той или иной степени своими. Степень этой адаптации важна, но и она не решает дела. Так, слова типа пальто (несклоняемое существительное) или поэт (отчетливое «о» в безударной позиции) переварены не до конца, однако русский язык не уничтожили.
Итак, бояться за русский язык не надо, справится. Самое парадоксальное, что стабильность и консервативность русскому языку во многом обеспечат противоположности: с одной стороны, великая русская культура (и литература прежде всего), а с другой стороны, не слишком образованные люди, в первую очередь те, которые в университетах не обучались и иностранных языков не разумеют. И пока таких большинство, можно не беспокоиться.
Из всего сказанного не надо, впрочем, делать вывод, что язык существует сам по себе и никакому влиянию не подлежит. Ревнители «русского» заслуживают не насмешки, а уважения. Несмотря на видимую нерезультативность их усилий, они являются своего рода противовесом для противоположных тенденций. А противовесы нужны. И можно, конечно, смеяться над требованием писать вывески по-русски, но определенный эффект оно дает.
Язык в изгнании. Судьба русского языка в России в целом достаточно ясна. Еще какое-то время язык будет изменяться весьма интенсивно, но ни к каким трагическим последствиям это не приведет. Иная судьба у русского языка, перенесенного на чужую почву эмигрантами. И здесь существуют разительные отличия развития русского языка в послереволюционной эмиграции и в эмиграции сегодняшней. Если говорить о первой волне эмиграции, то в ней русский язык был как бы законсервирован. Он практически не изменялся, особенно если сравнивать его с русским языком в СССР. Естественно, что речь идет о тех эмигрантах и тех эмигрантских сообществах, которые русский язык сохранили.
Сегодня также существует много эмигрантских сообществ в различных странах (прежде всего в США, Израиле и Германии), сохраняющих русский язык. Однако этот русский язык уже значительно отличается от русского языка в России, поскольку чрезвычайно интенсивно изменяется под влиянием языка-субстрата (если этот термин применим к основному языку страны проживания). Хотя исследования русского языка в эмиграции только начинаются, уже существует какое-то количество лингвистической литературы по этому поводу (работы Е. А. Земской, Г. Гусейнова, М. Полинской, Е. Протасовой и других). Интерес, однако, представляет и реакция нелингвистическая. И здесь мне хочется привести две полярные позиции, занятые известными русскими писателями: Т. Толстой, в течение шести лет по четыре месяца преподававшей в Америке, и В. Аксеновым, живущим там постоянно.
Т. Толстая опубликовала серию статей в газете «Московские новости», первая из которых посвящена русскому языку в Америке (1998, № 45, стр. 17) [2] Позднее статьи вошли в сборник «День» (М., 2001).
. Точка зрения Т. Толстой достаточно ясна. Она отрицательно и предельно иронично относится к «брайтонскому» языку, хотя и признается в том, что сама не чужда ему: «А иногда и не спохватываешься, махнешь рукой на все языковые приличия и добровольно извергаешь техпомои: „Из драйвэя сразу бери направо, на следующем огне будет ютерн, бери его и пили две мили до плазы. За севен-элевеном опять направо, через три блока будет экзит, не пропусти. Номера у него нет, но это не тот экзит, где газ, а тот, где хот-дожная“». Конец статьи звучит в целом оптимистично для автора и пессимистично для эмигрантов: «Но я дотерплю и вернусь, а эмигранты, естественно, нет, не затем они эмигрировали. И мне хочется думать и писать по-русски, а им совсем не нужно и не хочется…
— …А вот язык, очень рекомендую — шо-то исключительное.
— Та он в аспике?
— Ну и шо, што в аспике?! Шо, што в аспике?! Мы сами его дома с удовольствием кушаем. — И обращаясь ко мне, свысока: — А вы, мадам, конечно, не можете себе позволить язык кушать?
Кушать могу, а так нет».
Интересно, что многие из примеров, приводимых Т. Толстой в качестве естественной речи (например, Вам послайсить или целым писом), по-видимому, являются образчиками языковой игры, построенной на каламбурном сталкивании слов разных языков, то есть самопародией и тем самым рефлексией по поводу собственного языка.
Кажется, что «брайтонский» язык — это уродство, которому нет места на этой земле. Ан не все так просто. Да, у него нет будущего, он уйдет вместе с первым поколением эмигрантов, но у него есть настоящее. Да, в нем много неоправданных заимствований (жаль, что наши депутаты не могут штрафовать брайтонцев, казна бы пополнилась), но он достаточно хорошо описывает ту русско-американскую реальность, которая возникла в Брайтоне. Он хорош именно в этом месте и в это время, пусть на нем и не возникнет великой литературы. Хотя и здесь не все так просто, как видно из следующего примера.
Читать дальше
