Елена Котова - Легко!

После тенниса Джон никак не мог набраться смелости пойти домой. Они с мужиками завернули в паб, съели по стейку и выпили пива. Он шел домой, думая, что, конечно, нельзя было найти хуже момента, чтобы забеременеть. Но он же Одри такое никогда не скажет. Значит, так тому и быть. Будет полный кошмар, ну придется и с этим справиться, альтернативы-то нет.

Одри спала, когда он пришел. «Пусть отдохнет, – подумал он. – Завтра она всё увидит в другом свете. А я к завтрашнему вечеру должен найти правильные слова, чтобы объяснить девочке, что, если ребенок появится не сейчас, а на пару лет позже, все трое будут от этого только счастливее. Но если это для нее не вариант, значит, она должна быть спокойна, что я справлюсь и с сегодняшней ситуацией. Мы продадим остатки компании, я пойду работать куда-нибудь менеджером, чтобы хоть эту квартиру сохранить, не тащить же Одри с ребенком в трущобы? Это будет означать, что о собственном бизнесе придется забыть. Одри не будет работать года два, не меньше, надо содержать всё это хозяйство, страховка взлетит, а через три-четыре года поздно начинать строить новую компанию с нуля. Просто поздно, да и работать придется круглые сутки, а это значит – не видеть ни жену, ни ребенка. Надо думать дальше».

Одри проснулась и услышала звуки футбольного матча по телевизору. Смотрит футбол, значит. К ней даже не подошел. Она опять закрыла глаза.

Джон заходил в спальню несколько раз, не зная, будить Одри или дать ей выспаться. Вообще-то лучше бы ей встать и им вместе куда-то выйти, в ресторан, что ли? Все-таки день-то особый. Но вдруг она опять вскинется и скажет, что это чудовищно – выпивать и закусывать в такой момент?

Забравшись вечером в кровать, он стал гладить Одри по волосам, целовать и шептать какие-то слова. Она отодвинулась, резко и враждебно. Он и мыслей не имел о сексе, просто хотелось, чтобы они были вместе, чтобы заснули обнявшись, чтобы она чувствовала: он с ней и никогда ее не подведет.

Джон проснулся в полпятого и подумал, что до прихода партнера, который сразу начнет причитать и упрекать, хорошо бы спокойно посидеть с цифрами. Одри спала. «До вечера, детка, я тебя очень люблю», – прошептал он ей на ухо. Вечером он, как и планировал, пришел не поздно. Сел напротив Одри, сказал все, что заготовил. Но то ли тон был не тот после дневных разборок с партнером, то ли она еще не пришла в себя, но Джону опять не удалось достучаться до нее. Он повторял, что справится, что продаст компанию и найдет работу, что всех прокормит. Она слышала в его голосе только горечь, что он приносит все свои бизнес-планы в жертву ее блажи иметь ребенка, которая пришлась ему не ко времени. Он жертвовал собой, и это было омерзительно слушать.

Рабочий день прошел в дебатах с партнером. Они ругались, теряли контроль над собой, потом мирились, вечером пошли ужинать, когда все рестораны в городе уже закрывались. Джон пришел домой за полночь, Одри спала. Она выглядела неважно. Он поцеловал ее, попытался растормошить, спросил, может, принести чаю? Она оттолкнула его: «Оставь меня в покое, ради бога».

Весь следующий день она молчала, только огрызалась. В четверг, когда Джон пришел поздно вечером, ее не было дома. Она не пришла ночевать, а он не решился обзванивать подруг – проверить, где она. В пятницу он вернулся домой и застал Одри за столом. Она работала. «Слава богу, обошлось. Завтра, в субботу, все обговорим и наладим».

В субботу утром Одри вышла из душа и объявила ему, что ребенка не будет. Теперь всё так, как он хотел. День прошел в разговорах, Джон просил прощения, ругал Одри за то, что она всё так вывернула наизнанку, что не доверяет ему. В общем, опять был полный сюр.

Спустя две недели посреди ночи у нее открылось кровотечение. Джон повез ее в больницу и сидел до утра. Утром врач сказал, что опасность миновала, но детей у его жены, к сожалению, теперь не будет, и ей надо оставаться в больнице, по крайней мере, еще три-четыре дня. Джон проклинал себя. Как он мог оставить ее одну, действительно, при чем тут компания? Он не отходил от нее все четыре дня, ночевал на стульях в коридоре, хотел быть с ней каждую минуту, бегал за соками и журналами, читал ей вслух, чтобы вывести из ступора.

Он привез Одри домой, она ходила с безумным видом целую неделю. Он видел, что с ней беда, и решил, несмотря ни на что, увезти Одри хоть куда-нибудь. Снял крошечный домик в горах на неделю и повез ее в Кран-Монтана. Гулял и разговаривал с ней круглые сутки, как с ребенком. Стояла погожая осень, горы были нереальной красоты, и Одри начала оттаивать. Они сели на поезд до Парижа, где остановились на два дня. С каждым днем Одри становилось все лучше.