Чарльз Буковски - Женщины

Я подошел к холодильнику и достал пива. Выпил, подошел к кондиционеру. Подобрал трусики и постоял, размышляя, получится или нет. Затем сказал:

– Блядь! – и швырнул их на пол.

Я подошел к телефону и набрал номер Ди Ди Бронсон. Та была дома.

– Алло? – сказала она.

– Ди Ди, – ответил я, – это Хэнк…

У Ди Ди дом стоял в Голливудских Холмах. Ди Ди жила там с подругой, тоже директором, Бьянкой. Бьянка занимала верхний этаж, Ди Ди – нижний. Я позвонил. Было 8.30 вечера, когда Ди Ди открыла. Около 40, черные, коротко стриженные волосы, еврейка, хиповая, с закидонами. Она была ориентирована на Нью-Йорк, знала все имена, какие надо: нужных издателей, лучших поэтов, самых талантливых карикатуристов, правильных революционеров, кого угодно, всех. Она непрерывно курила траву и вела себя так, будто на дворе начало 60-х и Время Любви, когда она была слегка известнее и намного красивее.

Долгая серия неудачных романов окончательно ее доконала. Теперь у нее в дверях стоял я. От ее тела много чего осталось. Миниатюрна, однако фигуриста, и многие девчонки помоложе сдохли бы, только б заиметь ее фигуру.

Я вошел в дом следом за ней.

– Так Лидия, значит, отвалила? – спросила Ди Ди.

– Я думаю, она поехала в Юту. В Башке Мула на подходе танцульки в честь Четвертого июля. Она их никогда не пропускает.

Я уселся в обеденный уголок, пока Ди Ди откупоривала красное вино.

– Скучаешь?

– Господи, не то слово. Плакать хочется. У меня все кишки внутри изжеваны. Наверное, не выкарабкаюсь.

– Выкарабкаешься. Мы тебе поможем пережить Лидию. Мы тебя вытащим.

– Значит, ты знаешь, каково мне?

– Со многими из нас по нескольку раз так было.

– Начать с того, что этой суке никогда до меня не было дела.

– Было-было. И до сих пор есть.

Я решил, что лучше уж сидеть в большом доме у Ди Ди в Голливудских Холмах, чем торчать одному в собственной квартире и гундеть.

– Должно быть, я просто не очень умею с дамами, – сказал я.

– Ты с дамами достаточно умеешь, – сказала Ди Ди. – И ты отличный писатель.

– Уж лучше б я с дамами умел.

Ди Ди подкуривала. Я подождал, когда она закончит, затем перегнулся через стол и поцеловал ее.

– Мне от тебя хорошо. Лидия вечно нападала.

– Это вовсе не значит того, что ты думаешь.

– Но это может быть неприятно.

– Еще как.

– Не подыскала еще себе дружка?

– Пока нет.

– Мне тут славно. Как тебе удается в чистоте все держать?

– У нас есть горничная.

– Во как?

– Тебе понравится. Она большая и черная, и бросает работу, стоит мне уйти. Потом забирается на кровать, ест печенье и смотрит телик. Каждый вечер в постели я нахожу крошки. Я скажу ей, чтобы приготовила тебе завтрак, когда уеду утром.

– Ладно.

– Нет, постой. Завтра же воскресенье. По воскресеньям я не работаю. В ресторан поедем. Я знаю одно место. Тебе понравится.

– Ладно.

– Знаешь, наверное, я всегда была в тебя влюблена.

– Что?

– Много лет. Знаешь, когда я раньше к тебе приезжала, сначала с Верни, потом с Джеком, я всегда тебя хотела. Но ты меня никогда не замечал. Ты вечно сосал свою банку пива или бывал чем-то одержим.

– Спятил, наверное, почти совсем спятил. Почтовое безумие. Прости, что я тебя не заметил.

– Можешь заметить теперь.

Ди Ди налила еще по бокалу. Хорошее вино. Мне она нравилась. Хорошо, когда есть куда пойти, когда все плохо. Я вспомнил, как было раньше, когда все бывало плохо, а пойти некуда. Может, для меня это и полезно было. Тогда. Но сейчас меня не интересовала польза. Меня интересовало, как я себя чувствую и как перестать чувствовать себя плохо, когда все наперекосяк. Как снова почувствовать себя хорошо.

– Я не хочу тебя выебать и высушить, Ди Досказал я. – Я не всегда хорошо отношусь к женщинам.

– Я же тебе сказала, что люблю тебя.

– Не надо. Не люби меня.

– Хорошо, – ответила она. – Я не буду тебя любить, я буду тебя почти любить. Так сойдет?

– Вот так гораздо лучше.

Мы допили вино и отправились в постель…

Утром Ди Ди повезла меня на Сансет-стрип завтракать. Ее «мерседес» был черен и сиял на солнце. Мы ехали мимо рекламных щитов, ночных клубов, модных ресторанов. Я съежился на сиденье, кашлял и курил взатяжку. Я думал: что ж, бывало и хуже. В голове промелькнула сцена-другая. Однажды зимой в Атланте я замерзал, полночь, денег нет, спать негде, и я брел по ступенькам к церкви в надежде зайти внутрь и согреться. Церковные врата были заперты. В другой раз, в Эль-Пасо, я спал на скамейке в парке, а утром меня разбудил фараон, наддав по подошвам дубинкой. И все же я не переставал думать о Лидии. Все хорошее, что было в наших отношениях, крысой расхаживало по моему желудку и грызло внутренности.