Так вот о Б.
Не везло ему катастрофически — такая полоса нашла: то отец, потом сестра, потом тетка, еще кто-то, тоже из близких… Докатывалось эхом: опять… И не дозвониться: то нет его (женский или мужской голос — ага, не один, все-таки кто-то рядом), то занято, то никто не подходит… Так и проезжали: он никого не звал — сам как-то перемогался, да и вообще пропадал надолго, объявляясь через много месяцев, а то и больше.
Теперь вот докатилось, что жена. Правда, бывшая. Но он вроде как продолжал ее любить, хотя сам же с ней расстался не так давно. Расстался и расстался, время такое ухабистое, многие связи рушатся. И снова вакуум — нет его, не подходит, не нужно ему сочувствие. Даже как бы протест: не лезьте!.. И без вас тошно, сил нет, а тут еще вы со своими словами (мычанием).
Может, так его укатало, что и впрямь не нужно ничего и никого — как у некоторых тяжелобольных: оставили бы в покое. Не дергали. Не приставали со своими советами, лечением и лекарствами, все равно не помогают.
Кто знает?
Когда встречались потом, после, он никогда не говорил: вот, нет больше отца… Или там сестры… Не делился.
Вообще не любил касаться этой темы — смерти, имеется в виду. Едва зайдет речь, как тут же и отвлечется на что-то, переведет в другое русло, вроде случайно, но в то же время весьма настойчиво. Все происходило так, как обычно, ничего не менялось — такой же, как всегда. Спокойный, рассудительный, занудноватый. Странно! Что-то же должно измениться в человеке после стольких утрат (одно за другим). Что-то должно же проскальзывать.
Нет, держался он, как говорят в таких случаях, мужественно — ничем не выдавал своего состояния. А ведь с отцом были очень близкие отношения, редкие, можно сказать. И на рыбалку вместе, и в кино, пиво пили… В шахматы любили играть, хлебом не корми. Не просто отец и сын — приятели.
Да и с сестрой все было замечательно: она старше была и, понятно, опекала его, хотя у нее своя семья была. Приезжала сготовить что-нибудь, когда он с первой женой расстался, все невесту ему подыскивала — чтоб не один человек оставался, не терялся в этой жизни, потому что одному — да что говорить… А тут и сестры нет.
Если вот так у дерева обрубать самые мощные корни (а родство — понятно, и есть корни), то сохнет даже самое стойкое и сильное.
Он и вообще очень родственный. В том смысле, что раз родная кровь, пусть даже седьмая вода на киселе, то, значит, свой, близкий (если и далекий). А если близкий, то и не только помочь, но и рядом побыть в трудную минуту, поехать куда-то и что-нибудь сделать полезное — достать что-то, лекарство или вещь какую-нибудь, в больницу определить, встретить на вокзале или, наоборот, проводить, на работу устроить, денег одолжить или еще что-то…
Ему будто нравилось, словно у него не только сил, но и времени свободного воз и маленькая тележка, так что не жалко тратить. Его и просили часто, потому что если человек такой отзывчивый, то грех не воспользоваться.
Конечно, и ему отвечали если не тем же, то все-таки чем-то: кто симпатией, кто благодарностью, а кто и любовью, слова про него всякие приятные говорили, которых про другого и вообще не услышишь. Приглашали на всякие семейные торжества: дни рождения, свадьбы, юбилеи, просто в гости (давно не виделись), короче, все к нему испытывали… в смысле — расположение…
Особенно пожилые — потому что если кому и надо внимание, то именно пожилым, стареющим людям, известно, что в старости человек острее всего чувствует одиночество. Чем ближе к последней черте, тем сильней жмется человек к другим, к общению тянется, к тем, кто помоложе, и к просто молодым (хоть, может, и чужим себя чувствует среди них).
Б. откликался — из жалости ли, из сочувствия ли (все будем такими), мог ненадолго заскочить пообщаться, а точнее, терпеливо выслушать про старческие немощи и болячки, про дороговизну в магазинах и нищенскую пенсию, про живоглотов и кровопийц, про симпатягу Якубовича и зловредного Березовского, про Ленина-Сталина-Ельцина-Жириновского-Лукашенко-Чубайса-Путина-Лужкова и проч., про магнитные бури и глобальное потепление, про добрые старые времена и недобрые новые, про капитализм-социализм-третий путь и многое другое, что любого человека волнует, а тем более пожилого, у кого для подобных волнений есть досуг и охота.
В общем, было о чем с ними побеседовать — о друзьях-товарищах, об огнях-пожарищах. Будто и его это прошлое было (отчасти), будто и ему интересно (что именно?).
В один из таких печальных дней (кого-то он снова только-только похоронил) я наткнулся на него в кафешке, куда мы иногда, в нечастые наши встречи, забредали выпить пива или по рюмке водки, она нам нравилась демократичностью и местоположением, недалеко от метро, стойка внутри и несколько столиков под тентами снаружи, здесь частенько можно было застать милиционеров, которые подкатывали на патрульных машинах, покупали сэндвичи и тут же в машинах или за стойкой их уминали, запивая быстрорастворимым кофе из пластиковых стаканчиков (может, и пивом) и придерживая (кое-кто) у живота, облаченного в пуленепробиваемый жилет, автомат.
Читать дальше
