Дача не бог весть, но жить можно, отопление газовое, печку топить не надо, и вода горячая есть (газовая колонка). Клозет теплый. В общем, не намного хуже городской квартиры, зато воздух, природа, тишина. На склоне лет самая благодать. Выйти поутру на девственно чистый, сверкающий на солнце снежок или на согретую летним ласковым солнышком травку перед домом — наслаждение.
Т. Т. же если что и нужно теперь, то только покой и еще раз покой. К тому же и мыслится тут отменно. Т. Т. что-то такое пишет — мемуары… В Москву совсем перестал ездить, разве только по острой необходимости: в поликлинику или в сберкассу, да и то С. В. взял на себя большинство бытовых забот — зайти куда-то, книгу привезти или что, благо доверенность есть и на колесах. И продукты таскает, хотя Т. Т. еще не такой беспомощный, магазин в поселке есть, теперь с этим куда проще…
Только ведь он про все может забыть, включая еду, так, зажевать на ходу что-нибудь простенькое, и ладно. Много ему и не требуется, и всегда после смерти жены, за ним приглядывавшей, жил аскетом, в быту непривередлив, не привык себя баловать. Другие интересы у человека, другая философия жизни (поколение)…
Что же касается учеников, большинство в люди выбились, кто ученый, кто практик, а иные ударились в бизнес или политику, есть и знаменитости. Достойные люди. И все-все ему признательны, как никому. Умел он создать соответствующую атмосферу, что не только соперничество, но и взаимопонимание, сотрудничество, взаимовыручка.
Школа, одним словом.
Правда, надо сказать, последнее время, с тех пор, как он совсем отстранился от преподавания и переехал на дачу (лет десять), подзабыли малость о нем. Верней, нет, не подзабыли — помнили, но у каждого свои дела, заботы, время такое, что не задремлешь, крутиться приходится. Уже и дети собственные выросли, а у иных и внуки. Когда перезванивались (изредка) или встречались (еще реже), то непременно вспоминали Т. Т. (как без этого?), кто что знал, тем и делился. И всем известно было, что живет он почти безвыездно на даче, пописывает вроде, прибаливает (возраст), но, в общем, молодцом, и хорошо бы навестить…
Собственно, вся основная информация шла, как выясняется, именно от С. В., которого никто толком не знал, да и по возрасту моложе. Вот он-то и решил всех обзвонить (откуда только телефоны надыбал?): дескать, Т. Т. занемог и хотел бы собрать кое-кого из своих бывших воспитанников.
И прежде старик, оказывается, интересовался ими, а теперь вот изъявил желание повидаться. Ничего удивительного, сколько уже стукнуло ему (чуть ли не восемьдесят), лета к сентиментальности клонят, а для любого учителя ученики всегда очень много значат, особенно если своих детей нет (у учителей часто случается).
Так и представлялся по телефону: С. В., ученик Т. Т., помните такого? Привет вам от него.
Еще бы не помнили.
И все-таки неплохо бы разобраться, почему, собственно, С. В.? И почему никто о нем ничего не слышал, ни от самого Т. Т., ни вообще? Были ведь любимые ученики, на которых он возлагал надежды. И надо сказать, многие оправдали (чутье). Были и просто милые его сердцу школяры, даже не по причине одаренности и перспективности, а просто. Никто, однако, в таких близких С. В. не помнил, а ведь некоторые (несмотря на дружбу) даже ревновали Т. Т. друг к другу и наверняка бы знали о новом его любимце.
Загадка.
Конечно, времени прошло довольно много, всякие события могли заслонить, не до того. А тут вдруг объявился, и такая активность. Причем именно на закате жизни Т. Т., хотя именно теперь старику, наверно, это особенно и нужно. Помочь даже просто физически. С. В. же находил время и силы ездить два, а то и три раза в неделю к нему на 43-й километр.
Впрочем, ездил и ездил, может, у них действительно установились достаточно близкие отношения, ближе, чем у кого бы то ни было. Якобы С. В. даже записывал его воспоминания, а Т. Т., надо сказать, было что вспомнить: дореволюционный университет, лагеря, увольнения, восстановления… Интересно. Хотя мемуаров этих (про лагеря и проч.) нынче пруд пруди, да и неудивительно, если полстраны через них пропустили.
В общем, типичная российская жизнь, печальная и всяко-разная, не столько жизнь, сколько выживание, что тогда, что теперь, хотя Т. Т. в конце жизни несколько раз награждали, даже заслуженного дали, только ведь дорого яичко к Христову дню, да ему это, похоже, не нужно — проехали.
С. В. же, оказалось, вел картотеку, где все ученики Т. Т. (с фотографиями, которые он где-то откопал, причем не только школьными, но и более поздними). Кому-то он по телефону сообщил, что они часто сидят с Т. Т. на крыльце и разговаривают о жизни. Видно, Т. Т. действительно сильно изменился и постарел, раньше он был довольно молчалив и не любил отвлеченной трепотни («Болтун — находка для шпиона» — любимая поговорка). То есть мог, конечно, и поговорить, но неохотно и в основном по делу. Впрочем, к старости, известное дело, многие, даже самые неразговорчивые, неожиданно становятся довольно болтливыми.
Читать дальше
