В принципе — она не всегда чрезмерно далеко. Иногда она даже рядом и вместе. Но прежде чем радоваться, займемся-ка детальным изучением ситуации.
Если мы, к примеру, собрались рассказать об интеллигенции, то какой жанр нам выбрать, чтобы он был адекватен предмету?
Роман (повесть) идей и судеб, определенных идеями, — не так ли? Роман героя с идеей. Так и было, если вспомнить. Лермонтов, Толстой, Достоевский.
Тургенев. Чехов. Булгаков. Платонов. Шаламов. Солженицын. Домбровский. Ерофеев. Битов. Окуджава. Кормер. Трифонов. Искандер.
А потом что-то ушло. Уверенность в себе, в своей миссии. Память о миссии. Знание ее. Где это началось? Может быть, еще у Чехова. А потом — в 70-е. Андрей Битов и Юрий Трифонов уже начали эту песню о деградации поколения. Юрий Милославский и Василий Аксенов.
Что-то иссякло, что-то распылилось, замучилось в судорогах, истратилось на соглашения и компромиссы. Замечательные, огненные люди, о которых рассказывал в «Наследстве» Владимир Кормер, — Таня, Хазин, Мелик, Вирхов — где они? Таких почти нет больше. При всех их недостатках, заблуждениях и т. п. О таких в 90-х можно было вспоминать, перечитывая старое или в исторической по своему материалу прозе, обращенной к давнишнему опыту (Евгений Федоров, Юрий Давыдов).
Нравственное, духовное противостояние. Может быть, интеллигент в России и способен существовать только в этом противостоянии насилию, всему, что (кто) отнимает у личности ее осевую, подаренную человеку Богом свободу, ее право на суверенитет? На самоопределение вплоть до независимости.
Как бы то ни было, и в 90-е годы, и на тусклой заре нового века, с огненными всполохами за горизонтом, литература часто и выражает этот кризис, и участвует в нем.
Начало 90-х ознаменовалось появившимися почти синхронно вещами, которые можно счесть предвестием того, что случилось далее. «Линии судьбы», «Время ночь», «Лаз». Житейский шепоток харитоновского Милашевича, шелестящего своими бумажками в углу бытия, психоз как образ жизни Анны (у Петрушевской), эскапизм маканинского героя. Они застигнуты жизнью и настигнуты ею. Но, не совпадая с бытом, страдая и загибаясь, они не могут создать нечто вопреки, нечто поперек своей убогой житейщины. В них было немало заурядно-типического, мало личностного.
Из трех этих книг время выбрало «Лаз». Маканин говорит, что он даже попал в школьную программу. Герой «Лаза» по крайней мере находит в себе ресурс свободы для последнего выбора.
Ну а дальше все шло и ехало в иную степь. Писателям полюбились, скажем, семейно-бытовые хроники из интеллигентской жизни. Чеховского «Ионыча» разворачивали в масштабное полноформатное полотно, живописуя смену поколений. «Закрытая книга» Андрея Дмитриева, «Медея и ее дети» и «Казус Кукоцкого» Людмилы Улицкой, «Московская сага» Василия Аксенова… Книги о закате русской интеллигенции в процессе смены трех ее поколений. О ее фатальном вырождении, почти в золаистском смысле. Порча крови, истлевание (а то и растление) духа. Стремительное обмеление духовной жизни. Крах объединявших и вдохновлявших идей. Потеря ценностей.
Деды еще что-то такое знали и умели. Дети просто служили кому придется, по возможности «честно». Внуки ударились в загул. Им не во что верить, некуда стремиться.
Я опять не спорю, в жизни бывает всякое. Бывают и сыновья-гопники, и внуки-уроды. Даже не нужно ходить до третьего поколения, чтобы найти подходящие примеры. Но бывает ведь и наоборот: дед, скажем, — чекист, а внук, скажем, — анархист.
Духовная деградация как непреложный закон в истории интеллигентских родов — это произвольная догадка писателя. Возникла она не на пустом литературном месте. До интеллигентских родов подобным образом в литературе вырождались крестьяне, аристократы и (главным образом) буржуа. Есть, однако, одно НО.
В сословиях, связанных законом семейно-родовой преемственности, распад этой преемственности является действительно важнейшим предметом для осмысления. Интеллигенция, однако, — явление не семейное и не родовое.
Не нужно путать. Когда говорят «интеллигент в энном поколении», то имеют в виду только анкетные данные. На самом деле интеллигент — он всегда в первом поколении.
«Интеллигентность» как навык житейского обхождения есть предмет воспитания и усвоения, даже и с младенчества (бывают же счастливчики, которым так подфартило). Интеллигентность как духовное состояние не передается по наследству, по крайней мере автоматически. Здесь нет никакого детерминизма, особенно бытового или натуралистического. Это — личное состояние, основанное на личном выборе и личном способе жить.
Читать дальше
