— Оля, уж лучше бы ты соврала, а не рассказывала бы все так откровенно. Что ты чувствуешь и думаешь, когда мимо тебя везут на листе фанеры труп? В твоей семье на рабочую карточку право имеет только отец… Ведь вы крадете… И этот хлеб ты предложила мне!
— Вот что я тебе скажу: люди умирают не оттого, что я не голодаю и хочу выжить… Не думаешь ли ты, что я испугалась своей откровенности? Я-то вижу, что сейчас происходит в городе, а ты по-прежнему митингуешь… так и осталась недотепой… Слова, слова, а жизнь у человека одна. Кто-то выкарабкается, а кто-то… Кашу я искренне тебе предлагала… Прощай!
С Олей я увижусь еще раз, последний, — после войны, но уже не будет между нами никаких отношений — ни дружбы, ни ненависти, ни споров. Я не ответила на ее попытку сблизиться со мной.
Освобожден Тихвин. Есть Ладога, есть станция Войбокало… Надежда и вера поддерживают.
Конец декабря. Оживились даже безнадежные. Радость — ПОВЫШЕНИЕ ХЛЕБНОЙ НОРМЫ:
«Войскам 1-й линии — 600 гр.,
тыловым частям — 400 гр.,
рабочим — 350 гр.,
остальным (служащие,
дети, иждивенцы) — 200 гр.»
Но смертей от голода не меньше. Дополнительные граммы хлеба (никаких других продуктов) не спасают. Физически те же муки, но моральная поддержка огромная.
Кто хотел и мог уехать, воспользовались эвакуацией через Ладогу в ноябре — декабре.
Ходила сдавать кровь… Оказывается, моя группа крови — IV (себе может принять все группы, отдать — своей и 1-й).
Взяли. Тут же сразу кормят. Домой взять нельзя. Получила половину яйца, квадратик шоколада, жиденький, но горячий суп. Как обидно, что нет возможности разделить это с мамой. Утешаюсь только тем, что свой хлеб сегодня я отдам ей.
Обстрелы города постоянно. Мороз — 30 градусов.
А в РК обсуждают дела и заботы, связанные с предстоящей весной…
Наш бытовой отряд уменьшается. Два раза в неделю буду ходить в больницу им. Некрасова на ночные дежурства — помощь отряда измотанному медперсоналу.
Сутки заняты плотно. Сильному и здоровому все это было бы просто. Много сил и времени берет стояние в очереди за хлебом. Принести воды — тоже уже нелегко. Выпечка хлеба — с задержкой большой: нет топлива, воды, света.
Кашляю надсадно, грудь пронзает боль, дышать глубоко не могу. В больнице дали таблеток от кашля — не помогают.
«В городе более 2 млн. человек… 40 тыс. детей». «На 1 января 1942 г. в Ленинграде оставалось 980 тонн муки».
ДЕКАБРЬ — ЯНВАРЬ
Что пришлось есть, кроме выдаваемой нормы хлеба:
1. Распаренные кусочки ремня (к сожалению, ремень был всего один). Толку от этой «еды» никакой, но хоть что-то жуешь…
2. Котлетки из горчичного порошка. Надо бы его долго вымачивать, но нет сил ждать… Слепишь лепешечку, выпаришь касторку на сковородке и погреешь эти лепешечки. Потом — корчи, боли в животе.
3. Кусочек жмыха — восторг!
4 «Кисель» из столярного клея. Мама где-то добыла пластиночку.
5. Дважды ела мясо сдохшей от голода лошади. Царский пир!
6. Невская ледяная вода — ею запивала соль.
7. Дуранду, обойную муку.
НЕ ЕЛА:
Собак, кошек, крыс, птиц. Возможно, и ела бы, но не удалось встретить — их не было, не попадались…
В январе город представлялся на первый взгляд, особенно рано утром, замерзшей планетой. Казалось, исчезли все условия для жизни на ней.
Но жизнь была! Впотьмах, без еды, без канализации и света, без дров, без бань, без транспорта, без писем, под снарядами и бомбами, без спичек, без похорон по-человечески… Мама говорит, что цвет лица у меня землисто-серый, а я ей говорю, что у нее лицо почерневшее.
Мама в телогрейке, под юбкой из «чертовой кожи» — ватные штаны.
Я же на телогрейку напяливаю пальто брата. Под юбкой — братневы брюки. Растоптанные валенки. Чтобы холод не забирался под одежки, подвязываюсь бечевкой.
В январе отсутствовала медицинская помощь, в стационары не попасть, витаминов нет — цинга, дистрофия, — речь замедленная, короткими фразами, движения апатичные, реакция на все окружающее притупилась.
На Новый год по карточкам дали вместо крупы чуть-чуть сушеной моркови и сухого вина. Маме удалось вино продать какому-то военному и купить немножко жмыху (на рынке).
О плохом и трудном люди стараются не говорить.
Прибавка нормы хлеба + новогодняя выдача обрадовали, все мы твердим: «Еще немного, и блокада будет прорвана».
А вот походка не становится бодрее, и лица отечные, с «голодными» синяками.
«Чувства сытости не было, пища скудная, не всасывающаяся в кровь. Кровь жидкая. Непреодолимая мышечная слабость, быстрая утомляемость при физическом напряжении. Падение температуры тела (иногда до 35 градусов), понижение обмена веществ, замедление пульса (у молодых — до 40 ударов в минуту). Не ясны отличительные признаки многих болезней или совсем исчезли. Воспаление легких без температуры». У медиков возник термин — «блокадная медицина».
Читать дальше
