остальным — 125 гр.
Кроме этого хлеба, других продуктов не выдают…
«Сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам…» (О. Берггольц).
В столовой на крупяные талоны можно съесть чечевичный суп (теплая водица, а в ней несколько штук чечевичин).
Давно уже нигде не увидишь ни собак, ни кошек…
Дохнут лошади. Когда на санях везут сдохшую лошадь, люди идут следом, чтобы узнать, куда ее везут и как бы разжиться кусочком мяса.
Птиц, крыс — будто никогда в природе и не было.
Однажды мама принесла в котелке мясной гуляш — от вида такой пищи я остолбенела сильнее, чем от сообщения об ордере на комнату. Какое блаженство, как вкусно!
Мама не ела, сказала, что на работе столько же съела, будто это им выдали по талонам… Я думала, что она хочет меня подкормить, обделяя себя. Когда скормила мне все, рассказала, что это конина, гуляш из мяса дохлой лошади. Им военные дали большой кусок, и в столовке сварили. И призналась, что не могла есть гуляш из дохлой лошади…
Вот срисовываю из книг, как выглядела карточка на хлеб этого периода.
Ленинград
Карточка на хлеб.
На… месяц 1941 г. Фамилия,
Место печати
Норма — 125 гр.
При утере карточка не возобновляется.
За время блокады умерло от голода 641 000 жителей Ленинграда. Даже в эвакуации продолжали умирать…
«Дистрофия и холод в ноябре унесли 11 085 человек».
Мужчины сдают раньше женщин — еще в ноябре все это отметили.
«Сентябрь — ноябрь 1941 года — 250 раз воздушная тревога (чаще чем по 2,7 раза в сутки). За это время город обстреливался 272 раза, разорвалось 24 184 вражеских снаряда… Воздушные тревоги до декабря длились по 10–12 часов».
Декабрь: ни топлива, ни света, ни трамвая, ни водопровода. Коммунальные учреждения не работали. Стекла выбиты, холод, морозы.
Теперь мы называемся «бытовым отрядом»: выявляем больных, мертвых, устраиваем, вернее, передаем списки в соответствующие комиссии и организации о тех, кто нуждается в госпитализации в отделения дистрофиков, детей-сирот — в больницы и детские приемники; помощь почте и домоуправлению. Под нашим надзором две улицы — Петра Лаврова и Кирочная.
Когда видишь, как страдают люди и надо их успокоить, что-то для них предпринять, — свои страдания как бы отступают на время. Но ноги становятся тяжелыми, одолевает сонливость.
Наверно, простудилась — мучает сухой кашель… часто кружится голова…
Декабрь — январь, я еще на ногах, но все чаще хочется лечь… Исхудавшая, почерневшая мама очень ругает меня за эту слабость: «Ляжешь — и не встанешь…»
Сейчас буду писать отдельные картины-воспоминания. Время тогда будто остановилось, будто показывают тебе на экране затянувшийся страшный фильм, будто один и тот же кадр прокручивают.
Два раза навестила Степана Ивановича. Безучастный, апатичный, иссохший старик. Скулы обтянуты истонченной сухой кожей, нос вытянулся, заострился. Ругает себя, что неэкономно расходовал «запасец отрубей», дров: «Не могу сдержаться — постоянно голодно и холодно». Признался, что одному жить страшно. Никаких дворницких обязанностей не исполняет, да никто этого и не требует. Он подарил мне два полена дров, а я часто занимала для него очередь за хлебом, и он подходил, когда его очередь была уже у входа в булочную.
Выстаивать очередь за хлебом на морозе, много часов (с раннего утра) для истощенных людей — огромный труд.
Кто пободрее — занимали очередь с ночи. Конечно, выдержать такое мог человек очень тепло одетый. А хлеб еще и утром не выпечен — на хлебозаводе нет воды, трубы замерзли…
Хвост очереди уходит в бесконечную даль. 6 часов утра. Разговоров в очереди почти нет, поэтому слышишь все.
Вот услышанный мною разговор между пожилой и молодой женщинами (кстати, тогда не всегда можно было угадать, кто молодой, кто старый):
— Я не ошибаюсь — это вы?
— Да.
— Как поживаете, что дома у вас?
— Да вот… я одна из всей семьи пока двигаюсь… могу только за хлебом… На Сашу похоронка пришла… Мама лежит… Сегодня папа умер… начало месяца — может, его хлебная карточка спасет маму…
(Карточка умершего оставалась живым, никто не требовал ее сдать — регистрация умерших отставала при такой смертности.)
Кстати, вроде еще до зимы проводилась перерегистрация карточек; ходили слухи, что немец забросил в город ложные карточки. На регистрации требовали паспорт, чтобы выявить случаи, когда продолжали получать карточки на членов семей, выбывших на фронт или умерших.
Читать дальше
