Игорь Каплонский - Ангелы Монмартра

Из руки Светланы медленно выпадала маска. Она пересекла картину сверху вниз и, ударившись о нарисованные перила, бесшумно разлетелась на сотни осколков.

Холст задрожал, запульсировал и вспыхнул серебристыми искрами.

Ради всего, что у нас отняли, ради непрожитых счастливых минут, ради моей любви к тебе!

Я успел!..

Санжаров очнулся, с недоумением тряхнул головой. Игла хищно дернулась в сторону Анжа.

…Холст натянулся парусом и с треском разорвался посередине. Женская рука проникла из отверстия, смуглая ладонь стиснула запястье взвывшего от боли Санжарова.

С холста покатились капли воды. Вновь зашелестели незримые крылья, и тревожный звук оборвался…

А над крышами спящего Парижа запела флейта.

При звуках мелодии странные парни и девушки ложились прямо на мостовую, в снег, широко раскинув руки и обратив сияющие от радости лица к темным небесам.

На улице появился очень серьезный маленький мальчик в рубашечке-матроске, берете с помпоном и коротких брюках. В левой руке, пальцы которой были унизаны массивными золотыми перстнями, ребенок держал огромную трость с навершием в виде головы пуделя. Прихрамывая, он поравнялся с толпой, указал на лежавших и произнес по-мужски низким голосом:

– Чему удивляетесь? Многие из них тоже впервые услышали Его голос.

Он обращался ко всем, но Моди, Пикассо, Маранберу, Сутину казалось, что к каждому из них. И сразу поняли, о Ком говорит странный малыш.

Ребенок подошел к ближайшему фонарю и ударил по нему тростью. Фонарь ослепительно вспыхнул.

– Сегодня праздник, а значит, должен быть фейерверк, – пояснил мальчик. – Впрочем, забудьте о том, что видели. Это вам ни к чему.

И неторопливо зашагал прочь.

Флейта продолжает петь, поражая неземной чистотой звука, радостью кружевной мелодии. И песня ее, что прекраснее хрустального многоголосья горних хоров, несется над вокзалами и авеню, над бульварами и площадями, над парками и мостами, звенит в витражах Сакре-Кёр и Нотр-Дам. Ее отголоски слышны в Берлине и Квебеке, в Петрограде и Стамбуле, в Риме и Белграде, в Вене и Праге. Тысячи ангелов по всей Земле позабыли о вражде. Они ложатся в песок и снег, на траву и камень. С улыбками и слезами глядят в небеса.

А люди…

Люди слушают и забывают.

Холст исчез, подрамник обратился дверью в бездонное небо. Преодолевая зыбкую грань меж невероятным и привычным, на пол комнаты изящной ножкой ступила та самая, однажды спасшая жизнь некому отчаявшемуся художнику.

– Я верила в тебя, – раздался звонкий голос. – Ты еще не забыл? Нас ждут голуби венецианских площадей…

Комната наполнилась счастливым смехом. Так радоваться могут лишь по-настоящему хорошие люди.

…Где-то высоко-высоко, на дороге меж облаками, молчаливый всадник опустил огненный меч и, покинув седло, повел коня в поводу.

Было Рождество, год 1914…

Париж. Вне времени

Это город легенд. Большинство историй позабудется. Уйдут в прошлое очевидцы. Исчезнут вещи – доказательства правдивости легенд. Например, жутковатая бронзовая голова, которую в сороковом году расстреляют из винтовок пьяные шутники-нацисты. Ее искореженные пулями остатки когда-нибудь найдут мальчишки, эти бесстрашные исследователи пыльных чердаков и заброшенных подвалов.

Мы быстро перестаем верить в чудеса. Но не все герои нашей истории заживут обычной жизнью.

По крайней мере, двоим из них это не грозит. Странные события, которые произошли с ними, оказались прологом сказочной любви – той самой, которую лишь на время прерывает смерть.

Кажется, их видели в Венеции. Этого достаточно, чтобы опустить занавес истории.

Однажды кому-нибудь на глаза попадется старая открытка.

Там нарисована ночь. Среди полевых трав пара лошадок тянет разрисованный фургон. На его брезентовых боках весело мерцают разноцветные фонарики. Фургоном управляет человечек в цилиндре. Рядом идет очень красивая рыжеволосая женщина с букетом полевых цветов. Если посмотреть на картинку внимательнее, может показаться, что колеса фургона движутся, а женщина прикрывает ярко-синие глаза и покачивает головой в такт неслышной мелодии.

К сожалению, на обороте открытки не будет указано имени художника.

Но разве это важно? Главное – поверить, что истории о чудесах обладают волшебной силой и порождают новые чудеса.