Продолжаем работать, втянув головы в плечи, приседая при каждом ударе.
Но сейчас, через год после начала войны, персонал МСБ был уже ко многому привычен, если можно так сказать. Девчонки, которые с самого начала здесь были, рассказывали о начальном периоде: штаты неполные, обеспечение необходимым слабое, условия наитруднейшие — почти на передовой (на Невском «пятачке»). Сентябрьские бои 1941 года. Медсанбатовцы врылись в берег Невы. Крысы сигают по раненым, есть нечего, бомбят нещадно, раненых огромное количество, переправы. Одевали девчонок по-мужски: галифе висят ниже коленок, обмотки, ботинки огромного размера (показывали мне фото Кати Шумской — «чаплинский вид»).
Синявинская операция 1942 года, август — новая операция по прорыву блокады Ленинграда.
Между Волховским и Ленинградским фронтами — шлиссельбургско-синявинский выступ… Главная роль отводится Волховскому фронту — прорвать оборону противника южнее Синявино. 8-я армия, куда входила наша 265-я, — в первом эшелоне. Наступление начал Ленинградский фронт. 8-я армия перешла в наступление 27 августа и за два дня подошла к Синявино. Тяжелая работа на передовой, и в МСБ не справиться быстро с потоком раненых. Пострадал МСБ соседней дивизии — значит, раненые тоже к нам. Частично эвакуируем в госпитали тех, кому можно обойтись без срочной хирургической помощи: делаем уколы, подбинтовываем — и на машины…
Как развивались события, мы, «бобики», тогда, конечно, не знали. Теперь читаю: «Волховский фронт не смог завершить удачно начатую операцию…» А до Невы уже оставалось шесть километров. Враг бросал новые силы. Операция не завершилась прорывом блокады (это-то мы узнали от нашего командования), но планы врага на захват Ленинграда были сорваны.
Читаю: в середине сентября приказ — прервать операцию и перейти к активной обороне. 27 сентября начали отводить войска, чтобы избежать напрасных потерь…
В конце сентября возобновились активные боевые действия на возрожденном Невском «пятачке» (в районе Московской Дубровки), но удар Волховского фронта противник отразил и восстановил прежнее положение на шлиссельбургско-синявинском выступе.
В сентябре МСБ — в Назии. Штаб 8-й армии — в Войбокало.
«К 1 октября войска Волховского фронта отошли на правый берег реки Черной, а на восточном берегу Невы бои продолжались до 6 октября…»
Наша дивизионная медслужба без отдыха латала, чинила, лечила, боролась за жизни раненых. Работал каждый по нескольку суток кряду. От усталости впадаешь в отупение, автоматизм спасал. Терялось представление о времени и месте нахождения. Остановишься, тряхнешь головой, чтобы взбодриться, но недосып, усталость, пары наркоза, неровная земля под брезентовым полом — кочка, ямка, — и по нему суток двое-трое без перерыва снуешь от одного стола с раненым к другому — и спрашиваешь себя: что это? Сон или реальность? Может быть, ты уже в аду? И тебе не суждено вырваться… Кажется, что мир сошел с ума, если человек убивает человека. Один вид: кровь, стоны, раны, страдания, мат раненого (он не осознает, что матерится). Нужно все время ласково, искренне, нежно утешать страдающих: «Миленький, потерпи, сейчас тебе станет легче… а без стопы можно жить прежней жизнью: танцевать, ездить на велосипеде… протез хороший сделают… нельзя не ампутировать ее — она на сухожилии чуть-чуть болтается, загрязнена, может начаться гангрена, если срочно не оперировать. У тебя даже голеностопный сустав сохранится… А остальные твои раны — пустяковые, осколки повытаскиваем — и все быстро заживет…»
Хирургический взвод имел две палатки: большая операционная и малая операционная. Отличие в том, что в малой не оперировали животы и не было шоковых, которых надо по нескольку часов доводить до операбельного состояния. Я — в группе малой операционной. У нас два хирурга (Перельман, Алексин) и три медсестры: Доля Дублевская, Катя Шумская (старшая медсестра), я — и два санитара.
Когда в большой операционной скопилось много «животов» и все шоковые, старший хирург запросил дополнительную медсестру лично ему в помощь при операциях. Ему разрешили выбрать сестру в малой операционной. Он пригласил меня. Я испугалась, так как не обслуживала операции на животах, о чем сказала Соломону Вениаминовичу. От сестер я слышала, что с Бинемсоном трудновато работать — у него привычки особые: он оперирует, не произнося ни слова, и сестра должна знать ход операции, знать, какие иглы предпочитает Соломон, чем шьет кишки, какой длины любит лигатуры, кетгут или шелк и т. д.
Читать дальше
