Ср.: «Но если уж на то пошло, то подлинный герой и должен быть молчалив. [Жорж] Дантес, например. Это мой любимый герой во всей русской литературе, он ведь был вынужден молчать, хотя бы потому, что не знал русского. Не знаю, как по-французски, но по-русски он молчал, это точно. Иногда я даже всерьез думаю, что именно с Дантеса и началась русская литература, с его молчания. <���…> У меня даже есть мечта когда-нибудь снять о нем фильм. Пусть бы он так и назывался — „Дантес“. Никакого насилия или порнухи, только легкие поцелуи, балы, в общем, самая обычная костюмная драма, даже мелодрама, не обязательно малобюджетная, с некоторым размахом, с деталями эпохи… А в остальном — самая обычная жизнь обывателя-аристократа. Вот это был бы абсолютно молчаливый и по-настоящему непереводимый на другие языки фильм! Не сомневаюсь, что его бы почти сразу же запретили (кто?! — А. В.)», — пишет Маруся Климова («Моя история русской литературы» — «Митин журнал», 2002, № 60 ).
Cм. также: Виктор Ерофеев, «Реабилитация Дантеса» — «Огонек», 2002, № 37, сентябрь.
См. также: Игорь Таранов, «Промах майора Мартынова» — «Лебедь», Бостон, 2002, № 287, 1 сентября.
Александр Тарасов. Право народов на самоопределение как фундаментальный демократический принцип. — «Left.ru /Левая Россия», 2002, № 22 (72), 23 октября [ «Left.ru» издается на общественных началах группой социалистической интеллигенции].
«Геноцид, как показывает история, тоже позволяет „решить“ национальный вопрос — вспомним полное истребление испанцами коренного населения в Вест-Индии или гуанчей на Канарах (между прочим, антропологи полагают, что гуанчи были последним на планете остатком кроманьонцев, сохранившихся и развившихся в условиях изоляции!). Даже и XX в. дал „успешный“ пример геноцида — полное истребление режимом Стресснера в Парагвае коренного народа аче-гуаяки (антропологи, кстати, воют от ужаса и в этом случае: есть серьезные основания полагать, что аче были до индейским — немонголоидным — населением Америки!). <���…> Итак, или самоопределение наций — или насильственная ассимиляция, сегрегация и геноцид».
Марк Тарловский. Из «Собрания стихов. 1921–1951». Предисловие и публикация Вадима Перельмутера. — «Toronto Slavic Quarterly», 2002, № 2
«Липкин рассказывал мне, как в 1922 году к только что переехавшему в Москву Георгию Шенгели постучался подростково-хрупкий двадцатилетний студент филфака МГУ. Он переступил порог со словами: „Бей, но выучи!“ Это был Марк Тарловский…» (из предисловия В. Перельмутера).
Роман Тименчик. Еще одно зеркало. — «Toronto Slavic Quarterly», 2002, № 2
Словесные и живописные портреты Ахматовой, их больше, чем кажется. Полная версия — в альманахе «Иерусалимский библиофил», Иерусалим, 2003, выпуск 2.
Товарищ У. Перестройка продолжается. — «Left.ru /Левая Россия», 2002, № 21 (71), 14 октября
«Советского Союза больше нет, но в постсоветской среде воцарился и воспроизводит самого себя хам именно советский, не хам-буржуй, не хам-фашист, а именно советский, квазисоциалистический хам — при формально капиталистическом строе! Проблема более чем политическая — проблема экзистенциальная, антропологическая, если хотите».
Юрий Тюрин. Датская картина мира в призме русского восприятия. — «Логос», 2002, № 1 (32).
«На уровне бытового менталитета самоубийство в Дании не считается чем-то порочным или ужасным. Так, печальный факт. Никто не поднимает вопрос, что число самоубийств (основной поставщик этой статистики — подростки и молодежь) надо бы как-то сократить, что с ситуацией нужно бороться… А если уж поставить датчанам вопрос: „Как нужно окружающим и близким поступать с человеком, чтобы ему захотелось покончить с собой?“, то тут — откуда ни возьмись темперамент! — заболтают, заклюют, тотчас объявив вопрос провокацией. Вот где у датчан больное место, вот где черная дыра бессознательного, засасывающая незримо саму реальность мира… В Уголовном кодексе Дании отсутствует статья „Доведение до самоубийства“ — в отличие от УК России и многих других стран. Обычно датчане, легкие на язык, как итальянцы, всегда находят приятные душе объяснения любому событию и ответы на любой вопрос. Когда я говорю датчанам об этой разнице в наших Уголовных кодексах, они словно впадают в транс. А могли бы сказать: „У нас в Дании никто никого не доводит до самоубийства!“ — или что-то подобное…»
Александр Уланов. Прогулки к источникам. — «Русский Журнал», 2002, 9 декабря
«В сказке о Красной Шапочке на девочке нет никакой красной шапочки (символа менструации, по Фромму), она не несет бабушке бутыли (символа девственности), а волку не зашивают в брюхо камни (символ наказания мужчины за нарушение сексуальных табу). Волк съедает девочку совершенно безнаказанно (happy end присоединила, похоже, еще до Гриммов Жанетта Хассенпфлуг). Так что психоаналитик исследовал не глубинные архетипы народной души, а лишь авторский вариант разукрашивания и приглаживания. В сказке-то есть и настоящий стриптиз со сжиганием каждой снятой одежки, и поедание девочкой бабушки, разрезанной на куски волком, да только психоаналитик до первоисточников не добирается, зачем, ему заранее все ясно». В связи с книгой: Роберт Дарнтон, «Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры» — М., «Новое литературное обозрение», 2002.
Читать дальше
