Синтия Озик - Учеба

— Ширму поставили, чтобы Юне не быть на глазах, — огрызается Мэри.

— Уберите ее.

— Не возьму в толк, какой вред в куске пластика? — говорит Клемент.

— Не о ширме речь. Я о кровати говорю. Уберите кровать.

— Кровать Юнина.

— Ладно, положим, Юна может спать на диване, — говорит Мэри. — Ей не привыкать.

— Может быть, стоит спросить Юну: согласна ли она? — говорит Борис.

— Согласна, как не согласна.

— Она на все согласна.

Борис говорит:

— Такие люди обычно страшные зануды.

— Кстати говоря, так оно и есть, — говорит Мэри. — Я такой прилипалы, как Юна, еще не встречала.

Борис шлепает губами, в идее это должно изобразить сочувствие.

— Близости, как я понимаю, это мешает.

— А не слишком ли много вы себе позволяете? — говорит Мэри.

— К слову сказать, — встревает Клемент, — мешает и еще как: вечно путается под ногами.

— И с Кристиной неважно управляется, не умеет ее утихомирить.

— Что и говорить, это и впрямь помеха, — Борис величав, как и положено студенту-медику. — Она и готовит, надо полагать.

— Если это можно назвать готовкой. Режет колбасу. Открывает консервы.

— Взрослому человеку не положено спать рядом с ребенком. — Борис категоричен. — А она об этом не подумала. Она что, недоразвитая? Недаром и работа у нее соответственная — мелкие железяки и все такое прочее.

— Я бы не сказал, что она недоразвитая, — говорит Клемент. — Но и утверждать, что у Юны богатое воображение, я тоже не стал бы, а что скажешь ты, зайка? Ей как-никак дали Фулбрайтовскую стипендию.

— Уму непостижимо.

— Она ее прохлопала. По глупости, могла бы посмотреть Турцию.

— М-м. Интересно, — говорит Борис. — Мы с Турцией соседи. Я родом из Болгарии. Вдобавок она страшно худая. Вот и грудь у нее маленькая.

Вечером, когда Юна возвращается из своей скобяной секции на час позже обычного, Чаймсы поджидают ее в гостиной и заводят серьезный разговор.

— Ты не понимаешь, в чем суть. Послушай, Юна, сокровище мое, — говорит Клемент. — Этому парню что-то нужно, добра от него не жди. Не зря он пролез к нам, когда знал, что тебя не будет дома…

— Намеренно, — говорит Мэри. — За твоей спиной.

— Ты уводишь разговор в сторону, зайка. Это-то еще куда ни шло. Но не в том суть: он заявился, чтобы настроить нас против тебя. Вот, Юна, зачем он заявился. Вот в чем суть.

— Вот что ему было нужно — это же ясно как день, — говорит Мэри. — Не возьму в толк, что его побуждает так поступать.

— Ничего, — говорит Клемент. — В мире полно завистников. Видеть, что люди дружат, это им — нож острый, им бы только порушить чужую дружбу.

— Он Кристину и ту пытался против тебя настроить, — говорит Мэри. — Младенца, это же Б-г знает что такое. Он считает, что ты ее заражаешь. Говорит, что тебе нельзя спать с ней в одной комнате, мол, это нездорово.

— Разругал буквально все. И покуда не вынудил нас говорить о тебе гадости, не успокоился. Но не на тех напал.

— У него на лице написано, что он за тип, — говорит Мэри.

— Твою внешность и то хулил, — говорит Клемент. — Ему бы только принизить человека, знаю я таких. Эти медики, они Б-г знает что о себе мнят. Он сказал, что у тебя не хватает мозгов, где тебе ходить за больными. Но у нас никто не болен, с чего он взял.

— Если он будет продолжать в том же духе, он тебя так запугает, что ты и подойти к Кристине побоишься.

— А уж как он заносится, этот тип. Хочет во всем, что называется, взять верх.

— Держись от него подальше, — советует Мэри.

Юну удивляет, что они отзываются о Борисе, с которым едва познакомились, точка в точку как о Розали.

— Но я простилась с ним всего минут десять назад.

— С Борисом? — в один голос вопят Чаймсы.

— Когда я вышла из «Вулворта», он стоял у дверей.

— Ждал тебя? Не иначе как пошел к «Вулворту» прямо от нас.

— А нам ничего не сказал. Пройда, — замечает Мэри.

— Мы зашли в одно местечко, — поясняет Юна, — выпить кофе. Вернее, он — кофе, — поправляется она, — я — какао.

— Понимаешь? Понимаешь? — говорит Мэри.

— Ничего она не понимает, — говорит Клемент. — Юна, сокровище ты мое, разуй глаза: ты не видишь, что у тебя под носом. Он хочет все порушить. Точь-в-точь как Розали. Говорила тебе Розали, чтобы ты не селилась с нами? Говорила же? Не отрицай, мы всё знали, ничего другого от нее и не ждали. Ты ведь не жалеешь, что вошла с нами в долю?

— Конечно же нет. — Юна преисполнена благодарности, но мысли у нее, по правде говоря, путаются.

Уже первый час ночи, сегодня она продала шесть отверток, три секретных замка, висячий замок, две банки мебельной политуры, моток проволоки, тюбик автомобильной краски, велосипедную цепь, пару велосипедных зажимов, дюжину коробков чертежных кнопок и одну дверную ручку. Больше всего ей хочется лечь.