Но чувств своих полностью не смог задушить, поэтому, когда прозвучал вальс-финал, и официальная часть была, так сказать, закончена, и мы высыпали, приплясывая, на темное шоссе, окаймленное белым пушистым снегом, и друзья, радостно гомоня, уехали, — тут я дал себе волю! Вернее, попытался себе ее дать… но дал — ей! Поскольку — лишь размахнулся — тут же получил четко костлявым ее кулачком в нос! Кровь хлынула на многострадальный свитер. «Проклятье! — мелькнуло в сознании. — Теперь уж его точно не отстирать!» Кровь с вином — коктейль замечательный. И соли, чтобы посыпать, нет — если не считать той, которую машины перемешивают с грязью на дороге. Мы перешли на ту сторону и там дрались, хотя «дрались» — это сказано слишком обобщенно. «Вес мухи» против «веса быка»! Легко представить, на чьей стороне были симпатии толпы! Она приплясывала, зверски ощерясь (кой-какие зубы у нее тогда еще были), и неожиданно ударяла мне то в губы, то в нос — сама же, будучи маленького роста, была практически недосягаема для моих кулаков. Народ буквально неистовствовал! Все ставки были сделаны на нее! Свитер не отстирать уже никогда! Представьте мое отчаяние: кто же из нас прав? Судя по народу — целиком она! А что же я? Сколько раз я делал для нее хорошее — спасал, вытягивал, а теперь она бьет — и все ликуют. Так как же тогда надо жить? Попробуй разгадай душу народа! Сойдешь с ума! Этого не случилось лишь потому, что подошел автобус, временно все прикрыл, как занавес в бурной пьесе. В автобусе, стиснутые людьми, азартно болеющими за нее, мы не смогли, однако, продолжать эту столь полюбившуюся им драку — только плевались. Юбилейный праздник, в общем-то, удался — в основном, правда, для зрителей. Потом мы вывалились на шоссе, у белеющего во тьме залива, и мне пришлось толкать ее вверх, в ледяную гору, по улице Кавалерийской, ведущей к Дому творчества, — для драки не было рук, так что драки опять не было — может, сказывалось отсутствие болельщиков, нездорового угара? Добравшись наконец до номера, мы рухнули спать, и во сне злоба и отчаяние как-то выветрились, все вылетело, видно, в форточку, открытую в чистый сосновый лес.
— Вен-чик! — утром послышался ее звонкий голосок.
— …Ну что? — Я согнулся у раковины над свитером, пытаясь отстирать… Пропала вещь!
— А пив-ко есть у нас? — С подушки смотрело ее свежее, выспавшееся, веселое личико. Ну что делать с ней?
Я выдержал паузу… сколько смог… но смог я недолго.
— …Е-есть!
— Так дай же его скорее мне! — сияя, воскликнула она.
Значит, могли мы с ней добывать благодать и в такой ситуации? Значит, объединяло что-то нас и помимо пива? Видать… Кончилось?
Я лежал с закрытыми глазами… долго еще там она? Наконец гулко хлопнула форточка. Пауза. Зашелестели шаги. Я сдавил веки еще плотнее. Не хочу! Шаги ее рядом со мною затихли… Глядит? Сейчас, наверное, зарежет! Ну и пусть!
Упала рядом со мной, со вздохом прижалась. Едкие слезы — ее или мои? — защипали скулы. Потом — отпихнулась ладошками, встала и ушла.
Ночью разбудил меня громкий звонок. Вскочил, заметался в темноте, пытаясь понять, где я. Если в гостинице — то где здесь телефон? Потом понял, что дома, и нашел аппарат.
— Алло.
— Ты дома? — после паузы хриплый, обиженный голос дочери.
— Я?.. Да.
— Приехал?
— …Вроде.
— А почему не позвонил?
Отбился:
— А почему ты так поздно звонишь?
— Я? Поздно? Половины одиннадцатого еще нет.
— Как? — глянул на часы. — Да… Действительно.
Измученный перелетом, а также теплым приемом, рухнул, уснул. Поэтому кажется, что сейчас глубокая ночь.
— Да… Так и чего ты звонишь?
— …Мне не нравится мать!
— Но матерей, знаешь, не выбирают, — пытался все в шутку перевести.
— Напрасно смеешься — все очень серьезно! — Настя одернула меня.
Помолчал, осознавая серьезность.
— Ей уже слышались голоса. Теперь добавились зрительные галлюцинации. Все это время она уверена была, что ты не во Франции, а в окошке напротив сидишь! Видела там тебя!
— Да… От такого варианта, особенно по сравнению с Парижем, в восторг не могу прийти. Насколько я знаю — там нежилой фонд?
Пытался еще удержаться за легкомысленный тон. Может, так все оно и рассосется?
— Ее надо срочно в больницу! Пока… разрушения личности, как я надеюсь, обратимы еще!
— В больницу? В… эту?
— Ну а в какую еще?
Наслаждается своей решительностью? А ты со своей мягкостью куда все привел? Настя права — с каждой неделей тут хуже. И — тебя за это надо благодарить. Ее в ту клинику определили еще когда? Но ты — проявил мягкость. Зато — целое лето ей подарил. Подзагорела, окрепла. И?
Читать дальше
