* * *
Нарастает лед. Жизнь промерзает до дна.
В голове бардак — огненная страна,
вулканический выброс, горящий фосфор тоски.
Зима, зима — что ослабит твои тиски?
Огонь и лед — ничего себе перепад,
амплитуда крови, прямая дорога в ад.
Не рвись, золотая рыбка, не злись, вмерзай в стекло,
всех давно поймали, тебе одной повезло.
От них — перышки, чешуя, рыбий скелет,
а тебя найдут нетронутой через тысячу лет.
Теперь
Пока я сидела в позе лотоса,
мой муж насладился жизнью тридцать три раза,
потерял подружку, нашел другую,
теперь впал в депрессию, уже надолго.
Пока я сидела в позе лотоса,
сын изучил два огромных талмуда —
древнегреческий и древнекитайский,
полюбил лесбиянку, послал ее к бесу —
теперь обнимается с бас-гитарой.
Пока я сидела в позе лотоса,
моя сестра сменила точку обзора —
в Лос-Анджелесе у нее престижная вилла,
две машины и новый друг ежедневно,
раньше звонила — теперь перестала.
Пока я сидела в позе лотоса,
три государства вышли войной друг на друга,
террористы в бассейн подложили бомбу,
на светской тусовке запахло кровью
и открылось новое кладбище в микрорайоне.
Пока я сидела в позе лотоса,
надо мной сместились знакомые звезды,
пролетел век, за ним еще — быстрее, быстрее,
одно мироздание кончилось — пошло другое.
Я открыла глаза — а на водной глади
миллионы лотосов колыхались,
и я теперь была самым младшим,
и жестокое солнце палило с неба.
Валерий Попов
Третье дыхание
Окончание. Начало см. «Новый мир», № 5 с. г.
Давно не было такого глухого утра. Все словно заложено ватой. Вспомнил, проснувшись: такой выпал вчера снег! И не просто выпал: я стоял на коленях под ним, глядя в небо, словно пытаясь по нитке с белыми узелками подняться туда. «Помоги оказаться ей дома! Все остальное — я сам!» Погорячился под снегом! Что «остальное — я сам»? Сам-то в порядке ты? Дом-то — в порядке? Не сойдет ли тут она снова с ума?
Вдев ноги в тапки, кряхтя, прошаркал на кухню. Холодильник. Первый бастион. Оставить все так, как при ней лежало? Все эти крохотные скомканные целлофановые мешочки, которые она, озабоченно что-то нашептывая, складывала-перекладывала? Некоторые из них уже вздулись, несмотря на холод. Представляю, сколько там киснет всего!
При всей ее как бы тщательности, она выкидывала в ведро или забывала на прилавке шикарную свежую еду, а эту — перекладывала и с обидой — до слез — выкидывать запрещала! Честно говоря, «собачка» у нее уже тут завелась. «Ты, Нонна, гений гниений!» — весело ей говорил. Смеялась сначала: «Ты, Веча, мне льстишь!» Потом — плакала. Теперь ее «собачка» там. Триста у. е., что отвалил мне Боб за безуспешное воспевание сучьев, целиком почти на ее лекарства ушли. Есть толк? Вообще, если вглядеться, то есть… На мой пакет с передачей посмотрела и сказала: «Став сюды!» Заклинание наше. А в заклинаниях этих — наша жизнь. Как жизнь Кащея в иголке, спрятанной в яйце.
Жили мы тогда еще в Купчине, на болоте. Пустые прилавки. Жуткие времена. Но самое отвратительное было дело — бутылки сдавать. Стояли по многу часов. Сырость, туман. Измученная, плохо одетая толпа. Сколько перенесли издевательств! Почему сделано было так, что полдня надо было мучиться за эти копейки? И не денешься никуда. Хоть вой! По длинной очереди вдруг слух проносился: молочные не берут! Почему, как? Без комментариев. Некоторые только с молочными три часа тут и стояли. И снова — удар: винные по ноль семьдесят пять не берут! Стон волной проходил. Кто же так издевался над нами? За что? Окончательно продрогнув, сломавшись, медленно спускались по осклизлым ступенькам в подвал. Ступенька — полчаса. Вместе с Нонной обычно стояли, морально поддерживали друг друга. И — наконец-то! Приемное помещение. Желанный подвал. Кислый запах опивок в бутылках. Лужи на полу — почему под крышей-то лужи?! Без комментариев — как и прочее все! На весу тяжеленную сумку держать? Не в лужи ведь ставить. И вдруг однажды — как раз день моего рождения прошел — тяжелую сумку доволок. И старушка обтрепанная, в углу, с жалкой кошелкой, засуетилась. И засияла вся! «Да ты ня дяржи, ня дяржи! Став сюды!» — освободила сухой островок, сама вся в стенку вжалась. Заботливо так и радостно на нас глядела, рот сухою ладошкою вытирая. С тех пор, стоило нам сказать где-то «Став сюды!», сразу же легче становилось. Вспомнила она! Размечтался я…
Читать дальше
