— Чем?! — воскликнул я. Наше фамильное сходство теперь поддерживать надо.
— Кизяки тоже делал! — вздохнул Боб.
— Так ты умеешь, наверное?
— Нет. Мне не передал.
В мою сторону поглядел. «Передача», значит, может быть лишь через моего батю. Точнее, через меня. Таперича, благодаря бате и жене, я первый энтузиаст, умелец-говнодав. Спасибо. Приобщили к семейному ремеслу.
— Помню, — разнежился Боб, — чуть лето — сразу делает замес. Добавляет мякину, труху.
Значит, знает рецепт? Но перебивать сладкие его воспоминания я не стал.
— А сам уже на какую ни есть красотку поглядывает. — Боб подмигнул.
— А красотка-то тут при чем? — Я даже вздрогнул.
— Ну как? — разлыбился Боб. — Утопчет, высушит. Штабелями их сложит… Кизяки, я имею в виду. Потом — продаст кизяки по хатам, деньги в шапку и идет.
— …К красотке?
— Ну а к старухе, что ли? — Боб захохотал.
Похоже, эту часть технологии он неплохо усвоил. Хоть сейчас в Париж! Но производство, видно, на мне. Усложнились отношения нынче: навряд ли у нас так же весело, как у его деда, дело пойдет!
Мы ехали мимо старого кладбища.
— …А тут счас хоронят, интересно? — я спросил.
Пытался как-то отвлечь Боба, на более возвышенную тему беседу перевести, но он, похоже, это дело крепко застолбил. Занял экологическую нишу. Снова смысл жизни появился у него.
— Это ж теперь будет в мире «намбер ван»! — восклицал он восторженно, собираясь, видимо, на кизяках подняться, как наша семья, занять место в элите… Но насчет «всего мира» я бы не спешил: отнимут, как сучья отняли. Погодим! Я уже чувствовал, что тоже переживаю.
— Эх! — Боб резко тормознул. Чуть не проехали. Лишь мечтали о «топливе будущего», а домчались в момент, словно мы в будущем уже!
Я с тоской глядел на больницу: у меня тут красотка своя, кизяки я для нее теперь делаю. А куда деться?
— Подожди тут… минуток дцать! — уже уверенно, как соавтор, сказал Бобу.
Надеюсь, быстро не остынет его азарт в этом грустном пейзаже? Мы ж еще многое с ним должны обсудить!
Я прошел по тусклому коридору, постоял перед засаленной занавеской, заменяющей дверь, отпахнул ее.
— На комиссию ушла! — сказали соседки вместе и, как мне показалось, с волнением. Жалкая ее беспомощность, похоже, проняла и их, на всеобщей доброте, ощутимой особенно в больницах, и держится наша жизнь. Даже в самом конце. И как-то обыденно все происходит, без декорации и пафоса. И это, наверное, хорошо? Я вышел в закуток перед палатой: пыльное, с разводами грязи, огромное окно, пожелтевший, но с сильным запахом фикус. Вот тут примерно все и определится. Кончилась наша жизнь — или немножко еще осталось?
Походив в закутке, я, не удержавшись, пошел все же по коридору к кабинету главного врача. Вряд ли я понадоблюсь комиссии, но — вдруг? В дальнем конце, у кабинетов начальства, царила роскошь: кресла из кожзаменителя, большой аквариум. Я с тоской вспомнил пахучий аквариум, который чистили у нас на глазах в баре на краю темного пустыря, холодную ее враждебность, когда мы сидели там. Изменилось ли что за месяц, стала ли она теплее?
Вдруг кто-то дернул меня сзади за пиджак. Я обернулся. Нонна стояла, смущенно сияя.
— Ве-еч! — проговорила она. — …А сколько мне лет?
Это она готовится к комиссии? Или уже была?!
— Ну а ты думаешь — сколько? — опасливо проговорил я.
Вот сейчас все и выяснится… где ей жить!
— …Сорок? — пролепетала она.
Я в отчаянии швырнул шапку в стену! Все!.. Лишнее себе позволяете — самому же придется и поднимать.
— Шестьдесят тебе! Шесть-десят! Запомни!
Зачем ей, собственно, уже это запоминать?
— Ты… была уже на комиссии? — В последней надежде я уставился на нее.
Не поднимая головы, своим костлявым подбородком виновато кивнула.
— Ну ничего! — бодро взял ее за плечо. — Там тебя и подлечат!
— Значит, я домой не поеду? — По щечкам ее в красных прожилках слезки побежали.
— Но что ж ты не могла сосредоточиться?! — простонал я.
Наверное, надо было туда ворваться! Отвечать за нее?
Стараясь успокоиться, она надула дряблые щечки мячиком, потом шумно выдохнула, и они сразу обвисли.
Распахнулась дверь, обитая кожей, и вышел Стас. Он шел мимо нас, не глядя. Замучили мы его! Он подошел к фигуристой медсестре, положил на ее стол бумажку. Она прочитала, изумленно глянула на Стаса, потом на нас.
— Оформляйте! — буркнул ей Стас.
Я выпустил руку Нонны. Ну все. Надо отвыкать!
— …На выписку. — Это было сказано хоть и без души, но — в нашу сторону.
Читать дальше
