Марк Липовецкий. Утопия свободной марионетки, или Как сделан архетип. Перечитывая «Золотой ключик» А. Н. Толстого. — «Новое литературное обозрение», № 60.
«Алексей Толстой, может быть, впервые в русской культуре осуществил то, что сегодня называют словом „проект“. Сказка „Золотой ключик, или Приключения Буратино“ (1935) была только первым звеном этого проекта».
Тут надо учесть выпрошенный Толстым — незадолго — у Ворошилова (гениальный ход!) совет, чем закончить «Хождение по мукам». И пошла повесть «Хлеб» о роли Сталина в обороне Царицына.
И вслед за мотивом собственного театра, обретаемого Буратино в результате всех его приключений, на рукописи пьесы о деревянном человечке, «напротив слов Мальвины (выпущенных в конечном варианте): „Я скучаю без театра. Вот бы завести свой собственный кукольный театр… Сами бы сочиняли пьесы, сами бы продавали билеты… Без плетки Карабаса“, — появляется профиль усатого мужчины».
Потом появляется еще один усатый профиль, с характерной трубкой. «Повторяющаяся ассоциация между мотивом своего театра и образом Сталина позволяет предположить, что Толстой мысленно обращает к Сталину мечту о собственном театре — об игре по собственным правилам. Именно Сталин как персонификация абсолютной власти способен освободить художника от мелочного контроля „карабасов-барабасов“ и предоставить свободу творчества, на определенных, впрочем, условиях. Напомним, что именно так интерпретировалось многими создание Союза писателей, на первый взгляд освободившее „попутчиков“ от террора РАППа. Весь проект „Буратино“ с этой точки зрения может быть прочитан как некая утопия — парадоксальная, если не оксюморонная, утопия свободной марионетки».
Инна Лиснянская. Сорок дней. Стихи. — «Знамя», 2003, № 9 .
Наверное, об этом непрекращающемся, но интонационно меняющемся от подборки к подборке монологе-плаче-диалоге (будут, я знаю, и еще публикации) время рассуждать со стороны пока не пришло. Поразительно сочетание естественности этих стихов с отвагой выхода с ними к современному — такому разному в своей искушенности — читателю. Хочется надеяться, что он не только оценит доверчивость поэта, но обратит внимание и на то, насколько удивительны стихи Лиснянской последних лет. От глагола «удивлять», конечно. Не говоря уж о том, что, читая их, так и хочется сказать: настоящая поэзия — это песня.
Мария Майофис. «Рука времен», «божественный Платон» и гомеровская рифма в русской литературе первой половины XIX века: комментарий к непрочитанной поэме Н. И. Гнедича. — «Новое литературное обозрение», № 60.
Поэма эта — «Рождение Гомера» (1817). «Обратим внимание на то, что божественный Гомер у Гнедича, как и император Александр в литературе последних военных и первых послевоенных лет, является носителем и источником света, противостоящего силам тьмы, которые водворяют повсюду невежество и забвение. Конечно, свет этот — небесный и божественный:
Кто сей неведомый, сей дивный человек,
Который, как перун, тьму времени рассек?
Который, как гигант, на раменах могущих
Всю славу Греции подъял из тьмы времен?
Гомер Гнедича — первый боговдохновенный поэт, вслед за которым в разные времена и в разных странах другие наделенные божественным даром певцы увековечат в своих творениях подвиги героев, не позволяя восторжествовать „мраку времен“. <���…> Требование сохранения памяти становится у Гнедича своего рода нравственным императивом и фундаментальным законом бытия мира».
Добавим, что в своей поэме Гнедич яростно полемизирует с Державиным — о времени, забвении и памяти.
Томас Мертон. Ночной дозор. Перевод с английского, предисловие и примечания Елены Давыдовой. — «Континент», № 116 (2003, № 2, апрель — июнь).
Публикация из наследия легендарного человека — писателя, монаха, мистика, поэта, социального и литературного критика, переводчика и комментатора, корреспондента Бориса Пастернака, автора более семидесяти книг. В предисловии подчеркивается, что вокруг имени Мертона понастроено достаточно фантастических мифов, а между тем само его творчество российскому читателю почти неизвестно. Томас Мертон (в монашестве — отец Луи) погиб зимой 1968 года в Бангкокской гостинице от удара током.
Цитировать его медитативную прозу, более всего напоминающую неторопливый душевный дневник, фиксирующий вслушивания в себя, обращения к Небу и благодарно попавшие в кругозор видимого частицы окружающего его мира, — сложно. Из стихов все-таки можно иногда выделить строфу и придать ей отдельное ускорение. Здесь — более деликатная ткань, тем не менее больше всего напоминающая именно стихи.
Читать дальше
