Но пока такой перевод еще не появился, и наш «Словарь средневековой культуры», пусть в нем чего-то и нет, достоин всяческих похвал за то, что в нем есть.
Авторы ста с лишним статей (по числу статей этот словарь, кстати, обгоняет французский), хотя и не во всем претендуют на новизну материала, знакомят читателя с подходом, который разительно отличается от привычных большинству россиян советских вариантов исторического материализма и позитивизма. Многие статьи написаны авторами по результатам недавно законченных исследований. Можно без преувеличения сказать, что над словарем потрудились ведущие отечественные медиевисты старшего, среднего и молодого поколения.
Наряду с российскими историками к участию в работе удалось привлечь и нескольких западноевропейских коллег — вышеупомянутых мэтров французской исторической антропологии Жака Ле Гоффа и Жана Клода Шмитта, а также Петера Динцельбахера и Яноша Бака. Среди авторов французского «Толкового словаря средневекового Запада», где представлены авторы из семи стран, к слову сказать, всего один российский историк. Это свидетельствует о том, что российской медиевистике еще предстоит заявить о себе на западноевропейском, в особенности на французском, научном рынке. О том же говорит и такой факт: в списках рекомендуемой литературы к статьям во французском словаре мы найдем всего одну-две ссылки на работы российских историков (хотя переведено их на европейские языки гораздо больше). Рекомендуя читателям словаря ту или иную литературу, авторы статей тем самым показывают не только и, может быть, зачастую не столько ситуацию в мировой науке, но и собственную иерархию авторитетов. Так, в русском словаре приведены названия книг и статей на английском, французском, немецком, реже на итальянском, а также на русском языках.
Особо следует отметить высококачественные цветные вклейки с иллюстрациями, какими не избалован был до сих пор потребитель научной литературы в нашей стране. Подписи к изображениям, правда, не всегда логично расположены, но недоразумений это скорее всего не вызовет, ибо едва ли кто-то перепутает, например, карту мира с изображением сциапода — существа с одной ногой огромных размеров, с помощью которой оно и передвигается и при необходимости укрывается от дождя или солнца (о нем см. в статье «Чудовища»).
Остается поздравить тех счастливчиков, которые успели купить по экземпляру из заявленного полуторатысячного тиража. Вдвойне правы те, кто купил сразу два экземпляра: теперь они могут и сами наслаждаться, читая о визионерках и труверах, и порадовать замечательным подарком кого-нибудь из своих близких. Книга в основном доступна для понимания даже первокурсника, и более того, быть может, именно благодаря ей многие абитуриенты и студенты гуманитарных факультетов впервые заинтересуются историей.
Кирилл ЛЕВИНСОН.
Книжная полка Евгения Ермолина
+6
Фрэнсис Уин. Карл Маркс. Перевод А. Ю. Шманевского. М., АСТ, 2003, 428 стр.
«Страшилка крадется по Европе…» — так, по свидетельству Уина, новейшего биографа Маркса, книга которого вышла на английском в 1999 году, начинался Марксов «Коммунистический манифест» в первом английском переводе. Впоследствии, однако, для юмора места осталось мало. Почти полтора века бродила эта «страшилка» там и сям. И вот в момент, когда она почти пропала с горизонта, Уин написал свою книгу. Новейший писатель вынужден учитывать эту ситуацию полузабвения. Он делает выводы и находит выход. В Уине угадывается литератор искушенный и расчетливый: Маркса он представляет живописным, великолепным, восхитительным монстром, «мегалозавром», безудержным мечтателем, гениальным маньяком, вулканом любви и ярости, ожесточенным спорщиком и фанатичным шахматистом, фонтаном ярких слов, нищим аристократом — сгустком противоречий. Но масштабным сгустком интересных противоречий. Уин даже рассказывает два анекдота о реакции Маркса на суждения скептиков о коммунизме. На вопрос, кто при коммунизме будет чистить ботинки, Маркс-де сердито отвечал: «Вот вы и будете». А на замечание, что жить в эгалитарном обществе едва ли приятно, он, согласившись, заметил, что «эти времена придут, когда нас уже не будет».
Был ли он хотя бы счастлив? Вероятно, был, поскольку видел счастье в борьбе и всегда находил, с кем бороться. Если ему было нужно, умело создавал себе врагов. Своим бедам он умел найти виновника в лице буржуазии вообще и конкретных своих противников в частности — и затем изощренно мстил им словом. Так что и нарывы в паху оказывались стимулом для создания «Капитала»…
Читать дальше