А потом позвонил Свечин:
– В курсе, Иван, придурок, попал.
– В смысле?
– Ну, в прямом – посадили. Одному гастарбайтеру ногу прострелил. Решил порядок в подъезде у себя навести… Мне его мать сказала. Я искал его – концерт в «Р-клубе» в субботу, а он на репетиции не приходит. Стал звонить, узнал вот… Блин, теперь мне одному полтора часа в микрофон горлопанить, связки сажать окончательно…
Но из-за этого Свечин зря волновался – Ивана выпустили по подписке о невыезде. И он стал мне трезвонить, слезно упрашивать занять ему пять тысяч долларов, чтоб откупиться от пострадавшего, от ментов. Даже, как в свое время Макс, у двери караулил.
Я сначала отказывал, потом стал обещать дать деньги в ближайшем будущем, а затем уже реально от него бегал. На звонки не отвечал, перед тем как ехать домой, узнавал через Свечина (пришлось ему за это немного приплачивать), где сейчас Иван. После моего звонка Свечин связывался с ним, спрашивал, как дела, и мимоходом задавал вопрос: «Ты дома?» Потом перезванивал мне и сообщал о местонахождении Ивана. Если оказывалось, что тот ждет меня, я до поздней ночи торчал в кабаке или клубе, дурея от громкой музыки и резвящихся малолеток.
В конце концов попросил Свечина передать Ивану, что уехал в родной город на две недели, и Иван от меня отстал… Впрочем, через некоторое время выяснилось, что Свечин пытался снять деньги с моего (но оформленного из-за тяжбы с женой на него) счета в банке. Доверенность была на меня, и его легко послали, правда, этот прецедент очень мне не понравился. Наверняка Иван уговорил писателишку меня кидануть…
Деньги были, но выбрасывать на ветер пять тысяч баксов – почти сто пятьдесят тысяч рублей, – это, согласитесь, дикость какая-то. Сам стрелял, сам и отвечай. А мне кто поможет, если я попаду в подобную переделку? Кто поможет мне разрулить мои нынешние проблемы?… Только вот остался вопрос: «Селика»-то оформлена на Ивана, и ссориться с ним по-крупному довольно рискованно.
В общем, во многом из-за случая с Иваном покупка пистолета отменилась. Не факт, что я по пьяни тоже не открою пальбу. У меня на площадке тоже черт знает что происходит… И вообще – у каждого первого есть масса причин стать Евсюковым.
Да, я ничего еще не писал о своих соседях. Но теперь уже и поздно. Так, вкратце.
У нас на площадке четыре квартиры. Живут люди, мягко говоря, не из интеллигенции. Постаревшие дети тех, кого полсотни лет назад свозили сюда из деревень работать на ЗИЛе, АЗЛК (и один завод, и остатки другого отсюда в пятнадцати минутах ходьбы).
Где эти пожилые уже дети работали, где работали их дети лет тридцати, как их всех вообще звали, я не знаю, да никогда и не интересовался, ограничиваясь при встрече бесцветным: «Здравствуйте». Они же вроде бы поначалу (как только я переехал) были не против задружить, как это принято в их среде, – ходить друг к другу в гости, выпивать вместе, занимать друг у друга соль, трепаться на лестнице, но я не ответил на эти знаки и вскоре тоже стал получать лишенное интереса: «Здравствуйте… здорово».
Морщинистые, худые мужики часто курили возле мусоропровода, страшные одутловатые женщины шныряли из квартиры в квартиру в рваных халатах; иногда сквозь стены и двери слышалось безобразное орание псевдонародных песен типа «Зачем вы, девушки, красивых любите?». Случалось, возникали шумные скандалы, бой посуды, кипиш в подъезде… Я относился к этому не то чтобы равнодушно, но с пониманием: жизнь, мол. Правда, возникало жутковатое ощущение, что я не в Москве с ее Третьяковкой, храмом Христа Спасителя и прочими так называемыми духовными жемчужинами, а в каком-то населенном откинувшимися зэками и зэчками поселке.
А совсем недавно, уже в тот период, когда меня вовсю грызли серьезные неприятности, на нашей площадке разыгралась целая драма.
Был выходной. Я выпивал и смотрел телевизор; конечно, ворошил в мозгу события последних месяцев – знакомство с Ольгой, беременность Полины, случай с Иваном, первые письма-угрозы от неведомого мужа Веры, мой долг Наталье… И тут загрохотали тяжелые удары в железную дверь.
У нас, как во многих подъездах без консьержки, закутки с двумя квартирами защищены внешней дверью. И вот в нее долбили – долбили так мощно и нагло, что у меня зашевелились волосы. Никакой пьяный Иван так долбить не станет. Потом затрезвонили в мою квартиру. Но быстро прекратили – звонок смолк. А долбить продолжали. Я выключил телевизор, сжался на диване.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу