— Конечно же, надо будет отказаться от всех развлечений и всецело сосредоточиться на учебе, — сказал я. — А мы с Владимиром Петровичем поможем.
Что меня поразило, так это то, что я резко изменил свою позицию по отношению к Шурику. Я его не то чтобы стал любить, я просто стал заинтересованным его партнером, будто от его успехов зависела и моя судьба.
Попов также рассказал и о том, что Шилов намерен организовать широкий эксперимент по вопросам общего и профессионального развития личности будущего юриста, для этого ребята уже на втором курсе смогут заниматься практикой, вести исследовательскую работу…
— Это мое, это то, что надо, — не выдержал и выразил свое восхищение Костя. И добавил: — А зачем юристу музыка и живопись, хореография и театр?
— Затем, чтобы не быть неандертальцем, — рассмеялся Попов. — Успех таких великих юристов, как Кони и Плевако, зависел от того, что они были людьми большой культуры. К сожалению, сегодня большинство юристов отчуждены от культуры, а потому многие становятся профессиональными идиотами.
В заключение я заметил:
— Хочу раскрыть в Косте что-то очень важное. В Косте живет большой педагог. Я видел, как он общается с детьми, как работает с подростками. Они в нем души не чают. И в этом факте я вижу, не побоюсь громких слов, возрождение России. Вспомните Достоевского. Он говорил: "Либо дети создадут Империю Зла, либо Царство Божье". Так вот, нашему отечеству нужны такие правоведы, которые были бы одновременно и воспитателями общества, как Кони или Ильин, Вышеславцев или Бердяев. Поэтому я хотел бы, чтобы, читая эти заповеди, вы ставили знак равенства между словами "педагог" и "правовед".
Если расшифровать слова Ильина "Любовь, Свобода, Созидание", то они могут прозвучать и как "Право, Духовность, Культура".
Ты согласен со мной, Костя?
— Я сам об этом все время думаю.
Просветленность вместо злобности
По договоренности с Поповым, Скляровым и Шиловым мне удалось организовать "Школу юного юриста", куда стали приходить учащиеся моей студии. Нашим девизом стали слова — "Право, Духовность, Культура". Проводить занятия мне помогали и Попов, и Костя, и даже Шурик. Участковый Данилов и следователь Петров вроде бы одобрительно отнеслись к моим начинаниям, хотя, как рассказал мне Костя, участковый в мой адрес бросил некорректную реплику: "Латается…" Что означало это отвратительное словцо, я не знал. Впрочем, ничего хорошего я от Данилова и не ждал.
В присутствии Кости и Шурика я рассказывал детям о злобности, зависти и жестокости, которые махровым цветом процветает в Черных Грязях. Говорил о том, что зоологическая ненависть к богатству (предпринимателям, кооператорам, к тем, кто успешно занимается бизнесом) воспитывается и улицей, и семьей, и даже школой. Дети вслед за взрослыми нередко повторяют: "У них все — дачи, валюта, квартиры".
Между тем существует непреложная истина: чтобы создать богатство, надо его любить, а не ненавидеть, не подозревать в бесчестии всех богатых. Интересны в этой связи мысли замечательного мыслителя С. Л. Франка: "Русская интеллигенция не любит богатства… Интеллигенция любит только справедливое распределение, но не самое богатство: скорее она даже ненавидит и боится его. В ее душе любовь к бедным обращается в любовь к бедности. Она мечтает накормить всех бедных, но ее глубочайший неосознанный метафизический инстинкт противится насаждению в мире действительного богатства".
Конечно же, педагогика будущего поставит на первом месте проблемы справедливого устройства мира, проблемы добра и социальной защищенности прав человека. Но эти, я бы сказал, социалистические идеи будут утверждаться с позиций любви к богатству! С позиций любви к ближнему!
В конце занятия Костя сказал мне, когда мы остались втроем: я, он и Шурик:
— А я все-таки не согласен с вами. Таких, как Долинин и Касторский, надо ставить к стенке, а не разрешать им преумножать богатство. Я ненавижу их богатства. Они награблены.
— А я не согласен с Костей, — неожиданно для меня (это было впервые) заявил Шурик. — Таких, как Касторский, еще надо поискать. Он никого не обманывает, никогда никого не принуждает.
— Да он тебя унижает, как последнюю скотину, — вскипел Костя. — А ты ему готов…
— Постойте, — перебил я Рубцова. — Пусть выскажется Шурик.
— А чего тут высказываться. Он никого не унижает. Мы все добровольно к нему идем, и девчонки к нему в очереди стоят — где они еще такое найдут. И Касторский нам объяснил, что в наших представлениях ничего нет удивительного. В театре играют же зверей артисты и никто никого не унижает.
Читать дальше