Сергей Сеничев - Лёлита или роман про Ё

И я тоже начинаю разевать рот, чтобы родить крик, которому не кончиться уже никогда, и руки напрягаю — оттолкнуть защитницу. Но на каждой как по мешку с гантелями: я их полчаса подымать буду и, конечно, опоздаю, вон она уже, гадина, подползает…

Да нет, нет же, этого не может быть! Рапид! Рапидище, аллилуйя ему окаянному, и глупышке моей не позволит успеть! Я же башкой тряхнуть в сторону — и то не успеваю, и ты не успеешь, Лёленька! Это просто немыслимо…

…было бы…

…если бы она не ждала…

…если бы не караулила её с самого начала!..

Ромашку беззаботно трепля, в дымы над Шиварихой вглядываясь, за Кобелину трясясь — она ждала этого мига и всё время держалась у моего плеча. Потому что знала. С первого его слова знала — выстрелит…

И, похоже, она успевает…

Не успеваю я — не веривший до последнего…

И вижу, как кидается девчонка наперерез и вопреки всякому здравому смыслу и в угоду чёрт те чьей воле принимат мою смерть в себя.

Больше того: я вижу то, чего не видел ещё никто и никогда. Я вижу, как безмозглый свинец прошивает Лёльку насквозь, вырывается из её спины и продолжает свой лёт в каком-то дюйме от моего лица. Я провожаю его взглядом, но из отворённой этой сволочью дырки в глаз мне торкается мягкая тёплая алая палочка и разбивается о него на мириады малюсеньких брызг. И только после этого я чувствую, что не удерживаю моей девочки — она с небывалой силою валится на меня, и мы второй уже сегодня раз опрокидываемся в траву. Прямиком туда, где и застукали нас братья-следопыты…

Лёлькина кровь — а это кровь! и как же её много! — заливает мне лицо, и я не вижу уже ничего. И всё венчает гаснущее понемногу эхо выстрела, в котором я лишь по наитию распознаю бессильный Тимкин вопль.

А теперь представьте то же, но без рапида…

— Лё-о-о-ольк!!!!! — орал он и тряс, тряс, тряс, тряс перед собой натворившими дел руками. — Лёёёёльк…

Она лишь открывала и закрывала рот, будто сказать что хотела, а в глазах карим по белому — очень больно и очень страшно. Кровь покидала её в две струи — и спереди, и сзади. Что делать, я не знал и зажал отверстия ладонями.

— Я ведь не хотел, — лепетал Тимур. — Я никогда бы в неё… Что теперь, а? Что?

— Майку найди. И косынку.

И не узнал своего голоса: он был до безмятежного спокойным. Будто Лёлька наша не кончается, а так — нос расковыряла, вот и пришлось ей голову запрокидывать. Типа, подождём минутку, щас само пройдёт…

Горе-стрелка как сдуло. Вели я сейчас гипсу принести — за гипсом бы кинулся. Живой воды прикажи — за живой водой помчался б.

— Иди помоги ему, — тем же размеренным тоном понудил я торчавшего за спиной Егора.

Куда там: он, кажется, даже не услышал — стоял и смотрел, как умирает сестра. Это был тот самый взгляд, которого я долго не мог забыть после первой встречи с бегущими. Окончательно, непоправимо уже холодный, пустой, безразличный взгляд недочеловека.

Точно так же, равнодушно покусывая яблоко или облизывая леденец, глядит ребёнок на барахтающуюся в пыли гусеницу. А потом, просто устав наблюдать, поднимает ногу и раздавливает, даже не морщась.

Лёлька шла через круги ада, а это существо таращилось и дожидалось: когда уже. Чтобы когда кончится, пойти любоваться чем-то, что всё ещё движется…

— Эй, — окликнул я в надежде, что обманываюсь.

Он перевёл лишённый эмоций взор на меня, и я поймал себя на кошмарном, если вдуматься, желании хряснуть в эту детскую морду. Со всей дури — только чтобы не стоял вот так и не пялился…

Господи, что же од с ними делает-то?.. Вот, значит, из кого, Тим, ты решил собрать свой народ… И вот во что собирался превратить Лёльку…

Нет, она не врала: уведи ты её силой, однажды взяла бы и убила тебя.

Этой самой лисой бы и удавила б.

— Вот! — он протянул тряпки.

— Рви.

— Как?

— На бинты.

Да что же это со мной? Я-то ни в каком оде не был! Прямо как усталый киношный хирург: скальпель… зажим… тампон…

Тимур принялся рвать. А чёрта лысого — трикотаж сопротивлялся. Он зубами…

— Маленькая? — позвал я. — Ты слышишь меня?

Её напряжение по-прежнему выдавали лишь глаза, полуоткрытый рот да вонзившиеся мне в локоть ногти.

— Д, — коротко, в одну букву ответила она.

— Ну и умница. Только ты теперь не бойся! Самое страшное позади, не убила она тебя… Улетела…

— Вот, — Тим сунул мне лоскуты.

— Вяжи.

— Как?

— Друг с дружкой.

Лёлькин взгляд понемногу делался осмысленным. В нём начинал читаться восторг от того, что видит меня живым. И как бы досада: вот, мол, опять хлопот добавила. Или я это сам уже за неё додумал…