Это не записки оттуда. Это скорее письмо — туда, благодарность так много впитавшему и так много породившему вечному городу за его чудесную помощь в нескончаемом строительстве души современного человека. К жанру историко-литературного очерка эти записки я отнести не смог: иные страницы, кажется, пахнут капуччино и лавром.
В какой-то давнишней детской книге говорилось о том, что в сердце некоторых людей таинственным образом вмещается весь мир. И тогда человек начинает видеть еще что-то — сквозь многократно описанные камни и времена — силой благодарного знания и неуспокоенного горячего чувства. Такой человек может и не быть священником, но мне повстречался именно священник.
Елена Игнатова. Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов XX века. СПб., «Амфора», 2003, 808 стр.
Почти все вышесказанное по части благодарности и любви относится и к этому огромному тому. Мне хотелось сравнить записки Игнатовой с книгой Соломона Волкова, о которой уже писали в «Новом мире», но приобрести ее я не успел: Волков распродан. А Игнатова на прилавках еще есть. Автор, известная ленинградская поэтесса, уже давно живет в Израиле, в родной город наведывается раз в год. А любит его и думает о его прошлом, по-моему, 24 часа в сутки. Том состоит из двух книг: первая, запечатлевшая дореволюционную эпоху, писалась в середине 90-х; вторая, доводящая повествование до финской войны, была закончена год назад. Под текстом: «Иерусалим — С.-Петербург».
Мемуары, дневники, газеты и письма, уличные разговоры и собственные впечатления плюс строгий хронологический каркас позволили Игнатовой создать очень объективную и вместе с тем глубоко личную книгу. Имена таких краеведов, как Валентин Курбатов и Николай Анциферов, в аннотации не случайны. Не случайно и то, что большая часть текста посвящена XX веку. Жесткая и горькая получилась вещь: в питерском воздухе всегда как-то особенно сильно пахло бедой, неблагополучием, гибелью. Игнатовский опыт документально-художественного исследования напомнил мне чем-то, как ни странно, солженицынский «Архипелаг ГУЛАГ». Не только композицией, но и обнаженностью, нервностью ритма. И еще — пластичным вплетением мелких, но важных контрапунктных деталей в общее полотно. Как и в книге отца Георгия, автор находится рядом со своим читателем: отношением, переживанием, непосредственной, иной раз — пылкой реакцией на прошедшее, но отнюдь не превратившееся в музейную экспозицию время.
Кстати, среди свидетелей и свидетельств много обращений к Чуковскому. Такого обильного и уместного цитирования дневника К. Ч. я еще не встречал. Читая вторую книгу (20-е годы), все время вспоминал блоковскую записочку Чуковскому, вклеенную им в свой рукописный альманах. Критик попросил поэта сообщить, есть ли особая эмоциональная окраска у тех или иных звуков. И получил ответ: «Было бы кощунственно и лживо припоминать рассудком звуки в беззвучном пространстве». Игнатовой удалось озвучить это пространство, в ее полифонии ведущими эмоциями оказались горечь и боль.
Под Воронихинскими сводами. Стихи и воспоминания. СПб., издательство журнала «Нева», 2003, 576 стр.
Сборник составил поэт, прозаик и переводчик Владимир Британишский. Здесь представлены 27 авторов — участников знаменитого ЛИТО ленинградского Горного института, руководимого поэтом Глебом Семеновым. Некоторые воспоминания написаны давно, другие — для этой книги. Получился портрет времени, портрет всех вместе и (авто)портрет каждого. Всё благодарно и пристрастно держит друг друга. Нетрудно догадаться: без Глеба Сергеевича Семенова этой истории не было бы.
То есть и Битов, и Горбовский, и Городницкий, и Агеев, и Куклин никуда бы не делись. Как говорится, можно жить без школ, учителей и без прививок. Тем не менее, судя по истории ЛИТО, его участники считают, что им повезло.
Хорошо, что рядом с теми, кто «на слуху», — остальные, «негромкие». Все вместе своими стихотворными посвящениями друг другу, своим долговременным или коротким участием в общем деле, «ГЛЕБгвардия СЕМЕНОВского полка», противостояли мертвому «совписовскому» коллективизму. Теперь они, разбросанные по странам и городам, без конца вспоминают главное, чему незаметно и прочно научило их то расширяющееся, то сужающееся содружество опытных и начинающих литераторов: уверенности в своей правоте, умению постоять за нее, необходимости последовательного движения к «воплощению». Трудное, но счастливое бремя ответственности оставалось, естественно, у учителя.
Читать дальше
