Валерий Павлов - Шаш

Настойчивый тихий голос. Домой его не заманить.

– Подожди, я надену что-нибудь потеплее. Дождя нет?

Беседка в середине двора была, разумеется, пустой. Они расположились на единственной целой скамейке.

– Что они тут делают? Не помню, чтобы мы ломали скамейки. Шпаны стало больше во дворе.

Рин закурил, Вар непроизвольно отодвинулся от табачного дыма. Откуда-то донёсся запах вкусной готовки.

– Я знаю, кто убил твоего друга.

– Кто?! – Вар услышал, как застучало его сердце.

– С нашей улицы. Ты его тоже знаешь. Он был вместе с нами в кафе.

– Который?

– Помнишь, с золотыми зубами?

– Они все были с золотыми. Который говорил: пускай уезжают отсюда?

– Нет. Ты с ним за водкой ходил. У него полный рот золотых. Мой сосед.

Холодный воздух с шумом выходил из ноздрей Вара. Рин закурил следующую сигарету.

– Откуда знаешь?

– Хвастаются, я тебе говорил. Дураки. Я сам не слышал, только от других. Рассказывают, что погнались за кем-то возле маленького рынка и избили. Говорят, что он сам под машину попал.

– Сам попал под машину?

– Так говорят. Сосед точно был одним из заводил. Он мне никогда не нравился. Плохая семья, отец их не любит. Его братишка стал играть новым мячом. Сам видел. Красно-белый. Говорят, того парня.

– У Вита был такой мяч.

Холод проникал под куртку. Вар скукожился и старательно прятал нос в поднятый воротник.

– Думаешь, он?

– Он.

– Что можно сделать?

– Не знаю. У нас никто не будет говорить.

– А ты как?

– Не знаю, я только слышал от других.

– Да… Где он живёт?

– В самом конце моей улицы, там, где большое дерево, помнишь?

– Зелёные ворота?

– Да, не забыл. Ты у нас давно не был.

Они помолчали.

– Ты что так дымишь?

– Не, я мало курю. Только сегодня.

Волнение улеглось, всепроникающий холод усиливался.

– У меня задница отмёрзла. Может, ко мне зайдём, попьём чаю?

– Не, домой пора. Я подумал, что тебе нужно это знать.

– Спасибо.

– Вот увидишь, никого не накажут. И никогда не узнают, кто убил Вита.

– Так уж никогда. Говорят, многих арестовали.

– Только самых больших идиотов. Знаешь, сколько их там было! Мамина подруга рассказывала, что хватают только тех, кто открыто хвастается на людях. Есть такие!

– Она откуда знает?

– Её муж там работает. Я тебе говорила.

– Да…, поймать всех будет трудно. Свидетели нужны. Многие боятся говорить.

– Никто не собирается ничего делать. Не будут никого ловить. Накажут нескольких дураков, чтобы люди успокоились, на этом всё и закончится. Главных заводил вообще не было в городе. Я тебе давно уже говорила, что это случится. Ты мне не верил.

Спорить не хотелось. И не только потому, что со многими словами Зары он не мог не согласиться. Его это редко останавливало. После вчерашнего разговора с Рином он пребывал в прескверном состоянии и появился у Зары немногословный и послушный. Какой он нравился ей больше всего. И отметил, что она обрадовалась. Ему нужна была помощь.

Давно он не засиживался у неё допоздна. Ещё немного и его присутствие перестанет быть уместным. Требовалась особая сноровка. Поспешить не спеша. И в лучшей его форме непростая для него задача. В этот вечер просто невыполнимая. Надежда теплилась, без видимых на то причин. После оживлённой реакции на его неожиданный приход Зара тоже стала непривычно немногословной.

Чувствуешь ли ты, что у меня внутри? Нет. Тебе это никогда не было интересно. С собой не успеваешь справляться. Знаешь, зачем я пришел?

Руки тянулись задрать плотный длинный халат и взяться за скрытые под ним теплые ягодицы. Они там тёплые, в этом он не сомневался. Он сомневался, что такая ласка будет встречена благосклонно. И не только потому, что домашние ещё не спали, слышались шаги и шум телевизора. У них уже был опыт работы в таких условиях. А потому, что у него совсем не было никаких сил для игры. Только желание разрядить утомляющее напряжение совсем не нежных чувств. Без игры не обойтись, никаких поблажек ему не давали. Зачем я пришёл сюда слабый и безоружный?

– Хочешь чаю?

– Нет, уже поздно. Домой скоро, – он осторожно прощупал прочность защиты. Реакция не обнадёжила. Отсутствие реакции. Плотно запахнутый халат. Голые лодыжки и немного открытой шеи. Безнадёжность опустилась на него. Ну да ладно. Всё равно не хотелось уходить из этого дома. От укутанного в материю теплого тела, уюта старого дивана и неназойливого света настольной лампы в дальнем углу комнаты. Они забыли, о чём спорили. Утомились.