Паскаль Лене - Нежные кузины

— Разве Жюлиа здесь?

— Ну да, она здесь! А ты не знал? — живо откликнулась Пуна.

— Почему ты мне сразу не сказала?

— Мы с ней немножко поссорились, — смущенно пролепетала девочка, а затем более уверенно добавила: — Знаешь, она стала… ужасная ломака!

— Но почему ты мне сразу не сказала? — удрученно повторил Жюльен: он уже час как приехал, а еще не видел Жюлиа, и только из-за того, что Пуна ему ничего не сказала. До чего же глупая эта девчонка! До чего же глупая!

Однако во взгляде Пуны, устремленного на Жюльена, сквозило лукавство.

— Мама подарила ей лошадь, когда она сдала выпускные экзамены… Разве она не написала тебе об этом? (Девочка напускает на себя самый что ни на есть глупый вид.)

— Мы нечасто писали друг другу, — отвечает Жюльен. — Слишком много приходилось работать, — добавляет он, чтобы эта маленькая глупышка не вообразила, будто он и Жюлиа… — Впрочем… Не они ли в прошлом году обручились? Не они ли в прошлом году поцеловались?

Жюльен добежал до манежа перед конюшнями, где Жюлиа гарцевала на своей лошади, породистой рыжей кобыле, — точь-в-точь как героиня какого-нибудь романа.

У юной красавицы (имеется в виду Жюлиа, а не лошадь) волосы были заплетены в косы, благодаря чему она казалась еще ребенком. Но всей своею статью, — и в шаге, и в рыси, и в галопе, — она уже была женщиной, кокетливой и уверенной в себе.

— Жюлиа!

Девушка, или, вернее, кобыла, остановилась. Жюльен протянул руку, чтобы помочь Жюлиа спешиться. Кузен и кузина расцеловались в обе щеки.

— Поздравляю со сдачей экзаменов!

— Это было не так уж трудно, — сказало прелестное дитя. — А твои сочинения, — проворковала Жюлиа с чуть насмешливой улыбкой, — по-прежнему лучшие в классе?

Поскольку Жюльен не понял, о чем речь, она добавила:

— Ты пишешь такие чудные письма! Я их сохранила…

И непринужденным тоном закончила:

— А я чудных писем не пишу, мне не хватает воображения.

Но Жюльен не захотел понять эти лукавые аллюзии, так как был целиком во власти своих иллюзий и не предвидел никаких коллизий, испытывая безмерное счастье оттого, что снова был рядом с Жюлиа.

Во дворе за домом из маленького грузовичка выгружали стол для игры в пинг-понг, который заказал Шарль, жених Клер, — обаятельнейший молодой человек, воплощение английского шика, с непослушными волосами и профилем пилота Всеобщей авиапочтовой компании.

Он велел рабочим поставить две плоские прямоугольные коробки на землю, но не захотел, чтобы они собирали стол. Он и сам, конечно же, прекрасно с этим справится!

Когда грузовичок выезжал со двора, появилась Клер.

— Что это? — спросила она, указывая на коробки.

— Настольный теннис, дорогая!

— Вот замечательно! Ты научишь меня играть?

— Сразу, как только стол соберу!

Тем временем появляется Жюльен и сдержанно приветствует Шарля, который уже год у них живет, как у себя дома, бездельничает, за чаем осыпает дам светскими любезностями, награждает Клер безупречными, как в кино, поцелуями, если уверен, что на него смотрят, — и всё это потому, что ему двадцать пять лет и у него твидовые пиджаки, золотые часы, а у его родителей куча денег!

— Мне понадобится твоя помощь, мой юный друг! — произносит элегантный молодой человек.

— В чем?

— Надо поставить стол для пинг-понга!

— Стол для пинг-понга? Где?

— Н-ну-у… вот здесь! — отвечает Шарль, показывая на место, где стоят коробки.

Тут появилась Пуна.

— Жюльен! Жюлиа не могла тебя дожидаться! Она ушла.

Но ведь она сама только что попросила подождать ее! Она собиралась переодеться и причесаться, чтобы пойти в деревню.

— Мне надо идти. Пуна вам поможет.

На лестнице Жюльен встретил Антуана и месье Лакруа: вспотевшие, покрытые копотью, они выносили мусор из комнаты профессора.

На площадке второго этажа он прошел мимо комнаты родителей, дверь в которую была приоткрыта. Он услышал, как мать говорит по телефону, и остановился, чтобы послушать.

«Отец Шарля дал мне слово… Когда дети поженятся, он заплатит наши ипотечные долги и станет нашим компаньоном. Конечно же, поместье уже не будет принадлежать нам одним…»

Жюльен пожал плечами. Ему решительно не нравилась манера Шарля подавать себя. И что получается? Он еще, пусть отчасти, станет хозяином их дома, ферм, пруда? По какому праву?

«А, ты не знаешь? — продолжала Аньес. — Профессор устроил еще один взрыв… Я ему сказала, чтобы он возместил убытки и убирался… Я не должна была?.. Как хочешь, друг мой… Я передам ему, что он может остаться… Переведу его в другую комнату… Если взорвемся — значит, так тому и быть!»