Юрий Мамлеев - Мир и хохот

Он присел около спящего на полу Станислава и тихо погладил его по голове. Но тот не откликнулся. Когда Влад погладил его еще раз, проснулся Митя.

Он и во тьме видел.

— Непредсказуемый? — сразу спросил он Влада. Влад согласился.

— От Волкова?

— Не спорю, — прошептал Руканов.

— Ну, пойдем в садик. Посидим у ручья.

Они спрыгнули в маленький, но крайне уютный для размышления дворик, в тенистой зелени и уголках.

У ручейка была скамейка, вся во тьме.

Митя прямо спросил Руканова: чего надо?

Влад объяснил, но неопределенно:

— Помочь хотим. И исследовать — им интересуются.

— Насколько я знаю, им кое-кто, но не из ваших действительно интересуется, потому что случай этот выпадает из Истины, — холодно заключил Митя.

Влад даже рот разинул от удивления.

— Точно я не слыхал. Чтоб из Истины — и того… — вымолвил он. —А для нас, волковцев, Истина…

И он замолк, не решаясь дальше говорить, сообщать — пусть и безумному, но незнакомому человеку.

Митя глянул на него, на Влада, с мрачноватым и отключенным веселием:

— Я не возражаю. Я против ваших — ни-ни. Только Стасика не трогайте и не увозите отсюда — не мною он здесь поставлен…

Руканов ухмыльнулся:

— Мы поладим. Я его поучу только.

Утром бабуля Михайловна усадила всех пить чай, радуясь третьему, незнакомцу. Станислав, поедая пряники, глядел на него, словно тот упал с луны.

Руканов после завтрака быстро обследовал де-ревушечку.

— Вы и вправду тихие, — внушал он деревенским.

Не зная, что и сказать, некоторые плакали.

— Может, поможешь нам, хоть на том свете, — отозвался задумчивый старичок.

Одна только крайняя бабка отнеслась с недоверием:

— Какие же мы тихие, что мы, мыши, что ли… Но в общем к Руканову отнеслись радушно.

Да и он не серчал. «Милые старички и старушки, — думал он, — чего уж их расшатывать: глядишь, лет через пяток они сами себя так расшатают, что, тихие, в болото мистическое уйдут… Нет, в Малогореве люди были веселее». И он выбросил этих деревенских из своей головы, сосредоточившись на Станиславе.

Когда Митя ушел в лес не то по грибы-ягоды, не то сбежав от себя, Руканов увел Станислава на край двора, к полукурятнику, где они и расселись на бревне. За забором виднелось поле, такое тихое, словно время там застыло навсегда.

Руканов сначала внимательно вглядывался в ошалевшего немного Станислава. Потом Влад пробормотал что-то про себя, словно все понял, к тому же и Волков его наставлял, как себя вести.

— Плохо, плохо у вас, Станислав, с безумием, слишком нормальный вы человек для начала. А это ведет к краху. На том свете, дорогой мой, над вами даже черти смеяться будут, — начал Влад. — Нам с вами надо что-то придумать. Не обязательно хулиганить, даже метафизически, но…

И Влад сразу обрушил на Стасика целый каскад психологического расшатывания. На иного бы сразу подействовало, но только не на Станислава. В конце концов, он просто не понимал, что к чему, принимая все слова наоборот. Почему-то упоминание о чертях вызвало в нем умиление. Самого Влада он считал настолько чужим себе, что и разговора не могло быть о влиянии.

Влад быстро это понял: «Да он всех, весь этот мир принимает за чужое, — решил он. — Да с таким типом трудно работать».

И последующие дни прошли в тщетных попытках удивить Стасика. Но мертвеющая, загадочная, нечеловеческая тоска, временами зияющая в глазах Станислава, стала пугать Влада.

Как-то он опять вывел Стасика к полукурятнику. Перед этим ночью Влад вставал и тихонько дотрагивался до тела спящего полумертвым сном Стасика, точнее, до некоторых центров, известных непредсказуемым.

— Постарайтесь стать тьмой, Станислав, — прошептал он ему. — Я научу вас, как это сделать. Тьма поглотит вашу тоску, ваш ужас, все ваше сознание. И вы освободитесь… Тьма освободит вас, потому что во тьме нет ничего реального… Даже тоски… Но нужно ваше согласие.

Станислав внимательно слушал, кивал головой, но Руканов видел, что в ответ на его вызовы нет ни согласия, ни несогласия, нет ничего… Это бесило его. Методика рушилась. Митя не мешал, но часто был рядом, как бы охраняя Стаса физически, и дальняя улыбка блуждала на его лице.

В уме Руканова теперь все время бродил намек Волкова, что Станислав однажды умер, но благодаря изменению прошлого якобы продолжал жить. «Может быть, в этом ключ, — думал Влад. — Но как тогда приступиться к такому существу, если он сам где-то, по крайней мере в могиле, более непредсказуем, чем сами непредсказуемые».