Владимир Митрофанов - Кемер в объятиях ночи

— Я нашел адрес, осмотрелся, вошел в подъезд за кем-то из жильцов, поднялся на третий этаж и позвонил в нужную дверь. Открыли сразу же: видно думали, что соседи, явно ожидали звонка, расслабились. Тут же возникла немая сцена. Ждут, когда я начну их убивать. Я им говорю пароль, показываю письмо. Они молча смотрят, и я ощущаю страшное напряжение. Они все эти годы видно ждали вот такого вот момента. Жена чуть не в истерике: «Не вскрывай, оно отравлено!» Тогда я сам открыл письмо, помял, понюхал его, говорю: «Не волнуйтесь. Все в порядке. У меня нет оружия». Муж стал читать письмо, а жена его ушла на кухню как бы за чаем и вдруг выходит оттуда с револьвером в трясущейся руке и направляет его мне прямо в живот — вот-вот пальнет! Довольно неприятная, скажу тебе, была ситуация. В таком вот жутком напряжении находились люди, потому что они работали в страшное время и видели, сколько своих уничтожили ни за что ни про что. Бывало всю сеть вырубали. Да-а… Кстати, я своих издалека вижу. До сих пор могу человека из «наружки» определить по повадкам. В тебе такая черточка тоже есть, я сразу же и увидел. А с вашими водолазами мы как-то работали еще при Хрущеве. Да и потом одно было дело. Хрущев, кстати, тоже любил коньячку шлепнуть и шоколадной конфеточкой закусить. Всегда держали для него наготове. Да.

Он, наконец, дождался какого-то определенного момента, схватил тлеющую сигарету и сделал маленькую затяжку. Даже глаза прикрыл от удовольствия.

— С собой уносить многое не хочется. Судоплатов Павел Анатольевич в своих мемуарах тоже далеко не все рассказал. Про себя, заметь, ничего плохого вообще не написал: мол, всю жизнь честно служил Родине. А сейчас и Колчак вроде бы как считается герой-патриот и даже сам Деникин. Все вдруг оказались патриоты, кроме нас.

Григорьеву из тех историй запомнилась кличка Хохол. Хохол хорошо владел ножом, и непосредственно ему обычно поручали зарезать человека. Старик, тогда еще молодой оперативник, был у него на подхвате, что подержать, или придержать, чтобы не дергался.

— Убирали одного. Боялись, что уйдет на Запад, а он слишком много знал. Я его не виню: вернись он тогда в Союз, его тут же бы и ликвидировали без лишнего шума: смертельный укол и — в крематорий. И перебежать тоже проблема. На Западе, конечно же, примут и защитят, но для этого ведь надо кого-то и сдать — не просто же так, а потом всю жизнь оглядывайся, да и родных твоих здесь тоже по головке не погладят. Одним словом, человеку не позавидуешь! Считалось, нет человека — нет и проблемы. Такие были тогда времена.

Давили, мы, конечно, на него здорово, а он не ничего говорит — только рыдает, мол, не виноват, ни на кого не работаю, ничего не знаю. И до того убедительно, что я сам почти что ему поверил, едва не прослезился: выходит, что мучаем невинного человека. Реально стало его жалко. Говорю Хохлу: «Давай, кончай его, хер с ним, ничего он не знает, ошибочка вышла!» Но Хохол слезам не поверил и сделал такое, что сейчас даже не хочу за столом тебе и говорить, меня тогда самого чуть не вывернуло наизнанку, но и тут он, гад, не сознался. И тогда только он все рассказал, когда Хохол предложил: мы тебя сейчас здесь все равно кончим, тут без выбора, таков приказ, но если ты сдашь свои контакты, твою семью мы не тронем, клянусь. Слово офицера даю! И тот вдруг все и рассказал. Я даже поначалу, грешным делом подумал, что понапраслину на себя возводит бедолага, чтобы сразу отмучаться. Однако пошел, проверил и действительно обнаружил и тайник, и в нем нужные нам доказательства, а потом по другому каналу все это дело подтвердилось. Оказался двойным агентом. Тут как-то кино одно смотрел. Якобы наши поймали американского шпиона. Нашего сотрудника, конечно же, сам артист Лановой играет. Допрашивают, значит, этого самого американца. Тот им: «Моя карьера закончена! Ну, я хоть пожил: деньги, женщины… а вы за что работаете?» — «Боюсь, вам не понять… — отвечает ему Лановой. — Ведь вам ничего не говорят эти слова: честь, долг, родина…» Родина, конечно, иногда была к нам как мачеха. Что ж, как нередко бывает в детстве, родитель родной приложит хорошо для порядку, но ведь любишь его и почитаешь. Я же сам родом из глухой ярославской деревни. Вытащили, обучили, прожил интересную жизнь, много чего видел. Сейчас, чтобы не забыть языки, читаю немецкие и английские книги и газеты. Иностранцы их часто оставляют в гостиницах, а мне знакомые приносят. Один бывший американский разведчик знаешь, что сказал: «Пройдет время, и вы ахнете, если только будет рассекречено, какую агентуру имели ЦРУ и госдеп у вас наверху!» Тут он, конечно, загнул, поскольку агентов вообще никогда не раскрывают. Ни при каких обстоятельствах. Тут срока давности нет.