Лиля Энден - Изменники Родины

— Здавствуйте! Все ли у вас живы? — спросила она, переступая порог.

Хотя этот вопрос звучал полушутливо, но в те дни далеко не всегда можно было получить на него положительный ответ.

— Живы, все живы, Леночка, заходи! — с улыбкой отвечала хлопотавшая у печки Анна Григорьевна и добавила: — Чуть-чуть нас не убило ночью, да все-таки, целы остались; только нашу картошку сильно распахали.

Из соседней комнаты послышались голоса и смех; Лена прошла туда и увидела Марусю в компании трех немецких солдат.

— Мои друзья: Август, Пауль и Франц! — прошу любить и жаловать! — представила Маруся немцев. — Унд дас ист майне бесте фрёйндин!..

Лену вовлекли в общий оживленный разговор; она прислушалась и убедилась, что в деле заговаривания немецких зубов Маруся ее далеко превзошла: она так и сыпала немецкими фразами; конечно, грамматика у нее тоже хромала на обе ноги, но на войне грамматика была наукой необязательной.

Немцы держали себя, как старые друзья дома; оказалось, что они в Липне уже давно, около двух недель, живут в брошенном доме через улицу и каждый день все свободное время проводят в Маковском маленьком домике с красной крышей.

— Мариа, зинг маль! — попросил Август, доставая губную гармошку.

— Лена, давай петь! — обратилась Маруся к подруге. — Они все время ко мне пристают, чтоб я пела, а одной мне уже надоело — давай вместе!

Лена не заставила себя просить:

— Давай!

К ее удивлению, Август заиграл на губной гармошке мотив «Стеньки Разина».

— У них на этот мотив какой-то сердцещипательный романс есть, — пояснила Маруся. — Слова совсем другие, ничего похожего…

— Ну, Стеньку, так Стеньку!..

За «Стенькой Разиным» последовали «Коробушка», «Метелица», «Рябина», «Любушка-голубушка» и несколько украинских песен.

Голоса подруг прекрасно дополняли друг друга; Август при каждой новой песне внимательно вслушивался, и со второго куплета начинал подыгрывать на гармошке.

На это импровизированный концерт собралось еще несколько человек немецких солдат.

Вдруг Маруся сверкнула своими черными глазами, лихо тряхнула кудрями и затянула «По долинам и по взгорьям…»

Лена усмехнулась и поддержала.

Анна Григоьевна забеспокоилась:

— Девочки, может, лучше таких песен не надо?… — тихо проговорила она.

— А что они мне сделают? — бросила Маруся в паузе между куплетами и продолжала во весь голос петь дальше.

— Они, конечно, не понимают, но все-таки… — пробормотала Анна Григорьевна и ушла на кухню, подальше от греха.

А певицы разыгрались и спели «По военной дороге…», «В путь-дорожку дальнюю», «Орленка» и неизвестно, что еще оказалось бы в их репертуаре, но слушателей позвали на обед.

— Ну, что же ты, Жанна д'Арк, фашистов уже не собираешься убивать? — спросила Лена, когда немцы ушли.

Маруся удивленно вытаращила глаза, потом вспомнила и рассмеялась:

— Какая я была дура!.. А знаешь, я ведь уверена была, что если немцы, то они обязательно должны быть чудовищами — а они самые обыкновенные люди…

— Они хорошие мальчики, — сказала Анна Григорьевна. — Такие тихие, вежливые… жалко, что их опять скоро на фронт отправят…

Пока через Липню шли отступавшие русские части, добросердечная Анна Григорьевна постоянно зазывала к себе «солдатиков», кормила, поила, зашивала на них дырки и от всей души сочувствовала их невзгодам; теперь она так же привечала немецких «мальчиков» и горевала, что их могут убить или ранить.

Немцы в долгу не оставались: они таскали в дом всякие продукты, величали Анну Григорьевну «мутти» и наперебой ухаживали за Марусей, хотя признанным ее кавалером считался красивый Август.

— Очень хорошо, что у нас есть теперь эти немцы, свои, — продолжала Анна Григорьевна. — Теперь другие немцы, если и заходят, то ничего не берут.

— Ну, да! — рассмеялась Маруся. — Домашние, ручные немцы — лучшая защита от диких!.. Ты, Лена, тоже непременно заведи себе домашних немцев, тогда дикие не будут безобразничать… Да, вот уже идут с котелками наши домашние…

По переулку большой компанией шли недавние слушатели концерта; в кухонном окне мелькнула рука, и на подоконнике оказался полный котелок супа.

— Опять принесли!.. Который это поставил?.. Ну, зачем это?… — захлопотала Анна Григорьевна.

— Спрячь, мама, а то им за это влетит от фельфебеля, — сказала Маруся и продолжала, обращаясь к Лене:

— Они уже ездили отсюда на фронт два или три раза, и приезжают обратно… Их меняют через каждые четыре-пять дней: одних на фронт, других в Липню отдыхать.