Лиля Энден - Изменники Родины

Затем все стихло — видимо, говорившие вышли из комнаты.

Прошло еще томительных полчаса, показавшиеся Николаю длиннее всей минувшей ночи; снова послышались шаги, щелкнул замок, и Эрвин перешагнул порог чулана.

— Абер комм мит, Никлаус!.. Арбайт!.. Генуг шлафен! — весело проговорил он и самолично вывел узника из заключения.

Очутившись на улице, Эрвин снял фуражку, вытер вспотевший лоб и быстро заговорил по-немецки; Когда он волновался, он забывал, что его могут не понять, и почему-то именно тогда его все понимали…

— Они всех хотят вешать, всех расстреливать, всех отправлять в лагеря… А кто же будет работать?… Он бы тебя ни за что не отпустил, если бы не «майн онкель»…

— Абер варум онкель? — удивленно спросил Венецкий.

— О, майн онкель ист айн гроссер манн!.. Мой дядя — большой человек!

И Эрвин назвал какую-то важную должность из трех бесконечно длинных слов.

— Если бы не дядя, я бы тоже сидел в окопах и стрелял по партизанам… Он мне сказал, что я должен быть офицером, а я ответил, что не хочу стрелять в людей, которые мне ничего плохого не сделали… Эр хат мир гезагт: ду мусс айн официр зайн, и унд ду вирст виртшафтен!.. Унд ихь вин айн Крайсландвирт…

Вскоре в Липнинском районе организовали несколько государственных имений, которые должны были служить для местных крестьян образцом правильного ведения сельского хозяйства… По-немецки они назывались «Штаатсгут», а русские по старой привычке начали их величать «совхозами».

Начальником одного из таких «совхозов» — в деревне Столярово Ломакинского сельсовета, был назначен Эрвин Гроссфельд; беспокойного крайсландвирта, который совался в комендантские и тайно-полицайские дела, да еще совал туда вместе с собой своего высокопоставленного дядюшку, постарались сплавить подальше.

А еще через несколько дней Маруся Макова сказала Лене:

— Ну, поповна, спасибо тебе за приют!.. До свидания!.. Уезжаю!..

— Куда?

— Нах Штаатсгут Штольярово альс дольмечерин… Пусть здесь фрау София заправляет, а я и в деревне буду хороша!..

Бургомистру города Липни снова пришлось взяться за неотложные хозяйственные дела. Сперва у него руки не подымались что-либо делать: во время своего заключения он отрешился от всех забот.

Но жизнь требовала, и Венецкий взял себя в руки и снова стал, как прежде, «хозяином города». О ночи, проведенной в Гехайм-Полицай, он рассказал только Лене.

Однажды, когда он уже начал забывать эту неприятную историю, неожиданное посещение напомнило ему о ней.

К нему пришла Фруза Катковская.

— Ты один, Сергеич? — осведомилась она. — Давай крючок заложим, у меня к тебе секретные разговоры.

И, закрыв дверь на крючок, она подршла к столу Венецкого, пододвинула стул и села напротив.

— Знаешь, чего я пришла? Предупредить тебя хочу, чтоб ты был поосторожнее!

— Насчет чего?

— Перво-наперво, берегись моего черта! Это он постарался, упек тебя в Гехайм-Полицай! — это название Фруза произнесла, как настоящая немка. — Он от злости чуть не сдох, когда тебя Эрвин выручил оттудова; кабы не Эрвин, поминала бы тебя твоя Михайловна за упокой!.. Но все равно, он на тебя зубы точит, не сегодня, так завтра опять подведет какую-нибудь каверзу — стоишь ты ему поперек дороги… А еще у вас у всех под боком сучка сидит, подсаженная: Лидка!.. Она все к гехайм-полицаям бегает и на всех докладывает, кто что сказал да кто что подумал — затем ее и подсунули. Петровича, шеф-агронома, она угробила… Так что гляди, Сергеич, в оба… Эрвин теперь в деревне, спасать тебя некому…

— Спасибо, Константиновна… Но как же так выходит? Муж твой на меня зубы точит, а ты меня против него предупреждаешь?

— А неужели ж? Это же гад ползучий, а не человек! И чего я, дура набитая, с ним только спуталась?… Будто без него мужиков мало!.. И хлеб у меня был, и всего вволю, а вот дернул же черт с чертом связаться!.. Сама теперь себя ругаю!.. Хорошо еще, что в церкви не повенчались, не взяла греха лишнего на душу!.. Ему же кортит, чтоб каждому напакостить! Я так не люблю! Я, если на кого зла, так поругаюсь, может, и в морду дам, но доносить не пойду!..Зачем? Может, я с тем человеком еще помирюсь?… А этого злыдня хлебом не корми, только дай кому-нибудь свинью подложить!.. А меня теперь ревновать вздумал, дурак!.. И дети мои ему, поганцу, мешают!..Будто он не знал, что у меня дети!.. И что с немцами гуляла, попрекает!.. А на днях мужем моим родным попрекнул, что тот у русских, в красной арми… А сам он моему Пете в подметки не годится — тот человек был, а он — сволочь!..