— Ну, теперь давай, Михайловна, говори, с чем пришла?..
Лена раскрыла свой видавший виды довоенный портфельчик и вынула бланки.
— С переписью, ермолаичююю Зимняя уже недействительна. Теперь все изменилось.
— С переписью, говоришь? — Гнутов взял бланк и начал разглядывать. — Лошади, коровы, гектары… Взялись, значит, опять немцы за сельское хозяйство?… Ну, это примета неплохая!.. Только не знаю я, что мне писать в эту твою перепись — половину правды или четвертую часть?…
— Не половину, не четвертую часть, а то, что есть на самом деле!..
— Нет, Михайловна! То, что есть на самом деле, я не могу писать!.. Рад бы, да не могу! Мне бы самому лучше иметь одно начальство, да ничего не выходит… Два надо мной царя — один в Липне, «шпрехен зи дойч», другой — в лесу под березой — «за Сталина, за совесткую власть»!.. И у обоих царей на мою шею припасены веревки… С работы меня ни один не гонит — люб я обоим… Немцы говорят: командуй, и партизаны тоже говорят: командуй!.. Ну, я и командую… А спрашивают с меня обои, и кормить надо обоих, а подчастую и самим жрать нечего… Коли я тебе тут, в этом талмуде, напишу, что столько-то у меня есть коров, телков, коней, свиней, поросят, курчат… а лесовики завтра пожалуют да половину себе на жаренку заберут — чем я в твоем Крайсландвирте отчитаюсь?… Глазами светить буду?… Сказать немцам, что у нас партизаны хозяйничают — себе хуже сделать: наедут, все позаберут под метелку, чтоб, мол, партизанам не досталось… да еще, чего доброго, как тут в Хохловке было, да в Вершинине — хаты пожгут, а людей повыгоняют, куда Макар телят не гонял… Может, еще и вздернут кого-нибудь, чья морда не понравится… Если партизанскую руку держать — еще того хуже: они нам не защита, они пошебаршат да и в кусты!.. А деревенские — отдувайся за ихние дела!.. Вот я, Михайловна, и прилаживаюсь; как немцы к нам приедут, говорю им — нету у нас партизанов! За лес, говорю, не отвечаю, лес большой, может, где, говорю, и сидят, а в деревню они не ходят… А как те гаврики заявятся, договариваюсь так: берите жратву и еще, коли вам нужно, только поблизости от нас никакой каверзы не устраивайте!.. Они мне это обещали: тут дорог ходовых нет, мостов нет, складов нет, взрывать им нечего… Если немцы какие приезжают — они их не трогают, им самим не с руки свою штаб-квартиру выказывать, а немцы далеко от дороги в чащу не лазают — побаиваются… Так вот и живу, под двумя царями…
Этот разговор «по душам» был прерван приходом сына Гнутова, высокого, широкоплечего парня, довольно хмуро посмотревшего на гостью. Прохор замолчал, взял бланки и начал над ними раздумывать, сколько ему чего показать в наличии, чтоб «и на правду походило, и немцам хватило, и лесовикам досталось, и мужикам оставалось».
* * *
А вечером того же дня, когда Лена уже спала в теплой хате Моховского старосты, в ее городской квартире раздался стук в окно, выходившее на огород.
— Кто там? — спросил, подходя к окну, Николай Сергеевич.
— Венецкий! Открой и впусти! — послышался явственный, требовательный голос.
В распахнутое окно влез бородатый человек в домотканном армяке. Он быстро закрыл за собой окошко, опустил маскировочное одеяло, и только тогда повернулся лицом к хозяину дома.
— Здравствуй, товарищ Венецкий!
— Шмелев! Александр Федорович!.. Вот не ждал!.. Откуда ты взялся? — и Венецкий крепко обнял старого сослуживца.
Шмелев слегка отстранился и внимательно посмотрел ему в лицо.
— Ты, кажется, в самом деле рад меня видеть?… Тем лучше!.. Я к тебе по делу! Разговоры будут большие.
— Я сделаю для тебя все, что смогу!
— Очень хорошо!
Хозяин и гость прошли в комнату, освещенную маленькой лампочкой, и сели у стола. Шмелев скинул свою потрепанную шапку и оглянулся на открытую дверь в соседнюю темную комнату.
— Разговор будет такой, что нас никто не должен слышать!
— Я один… Сегодня даже моей жены нет дома…
— Знаю! Твоя жена сегодня в деревне Мохово у старосты Гнутова, — сказал Шмелев и, встретив удивленный взгляд Венецкого, добавил. — Как видишь, у меня более свежие сведения, чем у тебя!.. За нее можешь не беспокоиться, она вернется целой и невредимой… Но я нарочно выбрал для своего прихода день, когда ее нет дома. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал о нашем разговоре, даже твоя жена!
Николай хотел было возразить, что Лена не чета его весьма болтливой первой супруге и умеет молчать лучше многих, но потом сам счел за лучшее промолчать.
Он поправил нагоревший фитиль коптилки и приготовился слушать.
Читать дальше