Элла Фонякова - Хлеб той зимы

— Вот, положишь себе в портфель, — наконец произносит мама и кладет на стол сверточек величиной со спичечный коробок. Что в нем? Впрочем, для меня это не секрет: краюшечка сдобной булки — такой сладкий-сладкий, вкусный-вкусный сухарик, и долька шоколада размером с почтовую марку.

— Съешь после третьего урока, — строго наказывает мне мама. — Слышишь? После третьего! Обещай мне.

Ну, конечно, после третьего! Делаю предельно честное лицо. А сама, торопливо заплетая косички, жду не дождусь, когда смогу выскочить на улицу и тут же, не добежав до угла, засунуть за щеку кусочек вожделенного лакомства!..

В школе сыро, холодно, темно, тесно, но шумно и весело. На переменке мальчишки пускают бумажных «мессершмиттов» и сами же расстреливают их из рогаток.

— Кх-кх-кх! Кх-кх-кх!

Это действует «зенитная батарея», которая расположилась в самом углу нашего класса-подвала. Зенитчики бьют без промаха.

— Ага, попался, гад! Ура! — упоенно кричим мы, торжествуя победу.

Многим из нас уже приходилось наблюдать воздушные схватки в ленинградском небе, и мы в этом кое-что смыслим.

Ведущих предметов у нас в школе два: МПВО — местная противовоздушная оборона и противогаз. Мы уже знаем, как тушить зажигательную бомбу.

Например, стоишь ты на крыше своего собственного дома, глядишь в небо. Вдруг на тебя летит «зажигалка». Ни в коем случае не теряйся. Хватай в одну руку специальные щипцы — их на чердаке полным-полно, а в другую — фанерный щит.

И — боком, боком, как во время игры в «петушки», приближайся к этой заразе.

Хоп! Зажимай ее хвост щипцами — и прямо в бочку с водой! Она пускает шип по-змеиному, вода брызжет в разные стороны, но ты ничего не бойся: самое страшное уже позади.

Мы с увлечением репетируем поединок с бомбой. Особенно здорово получается у Вольки Скворцова, разудалого парнишки с дерзкими глазами. Я немного побаиваюсь Вольки, хотя втайне восхищена его лихостью. Он-то на меня — и это, разумеется, вполне естественно — ноль внимания.

Каждый из нас мечтает сразиться с бомбой и вымолить у родителей разрешение подежурить на крыше. Но это — увы! — не просто. Мне, например, папа прямо заявил, что всыплет куда следует, если я буду лезть не в свои дела. Мама на этот раз явно на его стороне. Хороши, нечего сказать! Сами все время дежурят на крыше — то по очереди, а то и вместе… И ведь что обидно — они-то необученные, а меня специально учили! В школе! И я даже «отлично» заработала — пятерку по-нынешнему.

С противогазом дела у меня похуже. Хвастать нечем. Но до чего же противен мне этот противогаз — п-ф-ф-ф-ф! Натянешь маску — серая скользкая резина безжалостно схватывает щеки и подбородок. Круглые очки-иллюминаторы моментально запотевают, дышать невозможно, длинный хобот-гармошка несуразно болтается, мешая повернуть голову… Но ничего не поделаешь — война.

Учитель Петр Константинович — маленький, совершенно лысый старичок — читал нам статью из «Ленинградской правды», в которой всем жителям города приказывается ходить по улицам с противогазами и нигде с ними не расставаться. Потому что немцы могут неожиданно применить ядовитые газы, и тогда все мы, если не научимся дышать через маску, задохнемся или захохочемся до смерти. Ходить с противогазом через плечо мне нравится — сумка защитного цвета придает бравый «военный» вид, а вот сидеть в маске сорок пять минут… Я потихоньку оттягиваю рукой резину у щеки и обеспечиваю себе приток воздуха. Однако Петр Константинович, невзирая на плохое зрение, сразу замечает мой маневр.

— Комаровская! Не пытайся меня обмануть, — скрипит Петр Константиныч.

— Ставлю тебе неудовлетворительно (двойку, значит).

А вот Скворцов — отличник и по противогазу. Все ему легко дается!

Но в один из дней Волька не является на уроки. Его нет день, два, три, неделю… Мы скучаем без Вольки, даже Петр Константиныч скучает. Он каждый день спрашивает у нас:

— Что такое со Скворцовым?

Но мы еще мало знаем друг друга, и никто ничего про Вольку не слышал.

— Надо его навестить, — решает учитель. — Кто со мной?

Желающих много.

Волькин дом — на Среднем проспекте. Шестиэтажный, серый, похожий на наш. Таких домов много на Васильевском. Мы все звоним, нажимая по очереди белую фарфоровую кнопку звонка. Долго никто не отпирает. Наконец, дверь полуоткрывается. В прихожей мгла, и мы не сразу различаем на пороге маленькую фигурку. Это малыш лет пяти, видимо Волькин братишка.

— Здравствуй, — вежливо говорит Петр Константиныч. — Мы пришли узнать, почему Воля не приходит в школу. Он болен?