Борис Ширяев: Ди - Пи в Италии

Если с неба сыплются градом тысячи тонн «ферботена», останавливающего трамваи, поезда, и всю жизнь столицы, то покидать свой служебный раум, пока в нем держится пол (потолок в этом случае не обязателен), тоже «ферботен». В разрушенном дотла Фрайбурге, на утро после уничтожившей его ночной бомбежки, я видел булочника, отпускавшего хлеб в магазине, состоявшем только из двух стен, но все же тщательно обрезывавшего талончики и складывавшего их в коробку.

Отделение квартирамта в ста метрах от бангофа продолжало так же методично работать, хотя одна половина того же дома горела.

Получение билетика в уцелевший отель на Егер-штрассе заняло не более трех минут.

— Две постели, вам и жене? — спросил унтер, взглянув на документы.

— Две, — ответил я, совсем позабыв о неотмеченном в пассиршайне сыне и о том, что в Германии везде и всегда имеется свой «ферботен».

— Шестой перекресток на Фридрихштрассе, — напутствовал меня унтер, и мы потащились во тьме, по грудам мусора, еще носившим название бывшей здесь улицы.

Сказать «во тьме» — не совсем верно. Квартала за два с обоих сторон что то еще горело, но на самой Фридрихштрассе гореть было уже совсем нечему. По этой то причине отыскать шестой перекресток на уже несуществующей улице было довольно трудно.

Трудно, но нашли и разом попали в уютнейший рай третьеразрядного, чинного и тихого немецкого отеля. Ни войны, ни бомбежек, ни красных на Одере, ничего этого здесь не было. Но «ферботен» было, и оно тотчас же дало себя знать.

— Ордер на две постели, а вас трое. Сходите обменять.

Благодарю покорно. Давайте номер на двух. Мы разместимся.

— Нельзя. Ферботен. Вас трое.

— Но это наше дело. Мы и не просим третьей кровати.

— Ферботен. Трое.

Тащиться снова по темной, засыпанной грудами камней Фридрихштрассе мне решительно не улыбалось. Я уселся в кресло, взял на колени сына и выразил всем своим варварским видом, что до утра я не изменю этой позиции. Сын, уже привыкший к такого рода ситуациям, разом заснул.

В душе немки явно происходила жестокая борьба. «Ферботен» был атакован целым комплексом эмоций женской души и проиграл сражение.

— Ребенок не может так спать всю ночь, — сердито вскочила фрау, — это вредно. Идите. — сорвала она ключ с доски, — номер 107, направо пятая дверь, но это — против правил. Ферботен!

Когда мы уселись в купэ эти события были уже прошлым, имперфект. Настоящее презенс-ферботен появилось в нашем вагоне через час, когда мой сын уже снова спал, свернувшись на мягком диване.

Кондуктор открыл дверь и, указывая на объявление, пространно и детально объяснил, что это купэ за неимением в поезде первого класса предназначено только для генералов.

— Но ведь ни одного генерала в поезде нет, — пробовал возразить я.

— Генерал уже в вагоне! — кондуктор отступил на шаг, пропуская в дверь самого настоящего немецкого генерала. Жена изо всех сил затрясла спящего Лоллика.

— Тссс… Тссс… Что вы делаете? Мальчик должен спать! Es ist schon Zeit!

Генерал махнул рукой кондуктору и загородился ею же от моих извинений.

— Мы не помешаем друг другу. Я никогда не сплю в вагоне.

Генерал аккуратно развешивает пальто, фуражку, портфель и, как все немцы во время войны, тотчас же начинает закусывать, намазывая на хлеб тончайший слой масла.

— Видно, генералам-то у них добавочного пайка не дают, — говорит мне жена.

— Армейский паек одинаков для всех чинов.

— Я бы генералам прибавила… Ведь потому они и жуют при каждом удобном случае, что никогда сыты не бывают.

Она стаскивает сверху свою еще российскую плетушку, достает пирожки, начиненные сухой кровью, купленной у остовки на Александер Платц, дает мне и угощает генерала.

— Битте, — говорит она одно из немногих известных ей немецких слов. — Битте, ваше превосходительство, домашние…

Генерал благодарит, откусывает от мастерски испеченного пирожка, и на его лице расцветает чисто немецкое блаженство.

— Видно не часто приходится ему и такие есть, — резюмирует жена, — Господи, а когда же у нас на Кубани пироги с кровью пекли? Никогда этого не было! Ни один казак за стол бы не сел! А тут… генерал им рад!

В дверях с надписью «ферботен» снова появляется фигура кондуктора.

— Тссс! — поднимает палец генерал. — Говорите тихо. Das Kind schläft!

Кондуктор сообщает шепотом, что одна из лежащих на нашем пути станций полностью разрушена сегодня воздушной бомбардировкой.

— Мы сделаем крюк и будем в Мюнхене с опозданием на 50–55 минут… Не более, чем на час, во всяком случае…