Дарья Форель - Лечебный факультет, или Спасти лягушку

Передо мной сидел субтильный молодой человек в черной майке с драконом. В его оттопыренном ухе блестела серьга. Через узкое стекло было видно, как курчавая голова фельдшера подпрыгивает. Затем послышался вой сирены, и мы рванули вперед. По дороге санитар врубил тяжелый рок. Из его наушников доносились строительно- ремонтные звуки.

Мы остановились возле семнадцатиэтажного дома. Фельдшер набрал комбинацию цифр. Из домофона послышалось:

— Это скорая?

Тот, что с хвостиком, шепнул мне:

— Нет, бля, сантехник.

Железная дверь распахнулась.

Мы оказались в чистой, прибранной квартире, заставленной недорогой новой мебелью. На цветастом диване лежала девушка лет двадцати. Подле сидела ее подруга.

— Здравствуйте. Юля выпила «Антинакипин».

Хвостатый немедленно всучил мне черную папку с бумагой, и я начала заполнять анамнез больной. Парни нахально расселись в креслах, широко раскинув ноги.

— Как это произошло?

Юля сказала театрально-умирающим голосом:

— Он в чайнике остался… я случайно…

— Суицидница, — шепнул мне санитар.

— А что вы до этого приняли? — усмехнулся фельдшер.

— Она съела два сливочных йогурта, — отметила подруга.

— Не похоже, что вы себя этими йогуртами ограничиваете…

Санитар встал, подошел к девушке. Двумя табачно- желтыми пальцами он схватил ее за щеки, сплюснув лицо.

— В глаза смотреть. Даш, пиши — зрачки резко расширены.

— Ну что, — сказал фельдшер, — будем делать промывание. Поехали в больницу.

Юля простонала:

— А это больно?..

— Еще как! Раньше надо было думать.

Я окинула эту Юлю быстрым взглядом. Мне она показалась абсолютно здоровой. Ну перепугалась — это точно. А так… нормальная крепкая девушка. Даже лицо уже порозовело.

— А может, — сказала подруга, — она выпьет много-много воды? Пускай сама проблюется.

— Да вы что! Видите — человек конкретно траванулся. Надо хорошенько промыть желудок.

Юля страдала и боялась.

— Не е… я в больницу не поеду… я как-нибудь сама…

— Сама что? Что — сама? Ты этого хотела?! Лучше скажи, пока можешь разговаривать, — на кого ты собиралась произвести впечатление, а?

— Осталось в чайнике… я не нарочно… забыла смыть…

В моей душе снова зашевелился протест. На этот раз он уже был абсолютно вялым. Тут же вспомнилось, как на занятиях по рукопашному бою нам офицер говорил: «Девочки, ну посмотрите на себя. Посмотрите, как вы деретесь. Террорист вас убьет… пудингом!» Чем-то похоже на запись, которую я сделала под руководством хвостатого:

«Юлия О., 21 год, москвичка. Пыталась свести счеты с жизнью при помощи средства для снятия накипи…»

Что нас не убивает, делает нас сильнее… ладно…

Юлю уложили на носилки и отнесли в карету. Она сказала:

— Я еще могу сидеть…

Но фельдшер ответил:

— Нетушки. Пакет — у Даши. Даш, захочет рвать — достань ей из сумки.

Мы ехали молча. Я шепнула Юле:

— Не беспокойтесь. Промывание — это не больно. Они просто шутят.

Юля в ответ только прикусила губу.

По прибытии девушку отвели в комнату к аспирантам, а мне приказали писать:

«Сделана инъекция кордиамина, кофеина. Выдано три литра теплой воды для питья. При перевозке больную рвало».

— Что-то я этого не припоминаю, — сказала я.

— Не припоминаешь — запомни, — ответил фельдшер. — Смотри только, не проболтайся.

Разумеется, я проболталась. Да еще и при нем. Поймав Юлиного врача, я сказала:

— Доктор, ей никаких уколов не делали. Фельдшер с санитаром посмотрели на меня с бесконечным удивлением.

— Как нет? Ну как нет? Сама же колола!.. Седой врач, глава отделения терапии, сказал:

— Опять, охламоны, напридумывали? А ну быстро переписать анамнез!

Доктор сердито удалился. Вскоре из какого-то кабинета выкатили Юлю на инвалидной коляске. Она бросила на нас умоляющий взор.

— Даша, — сказал фельдшер, — перепиши анамнез. Напиши — одна инъекция кофеина.

Я сказала:

— Да не буду я этого писать! Что за бред? Подошла Алла Владимировна, строго посмотрела,

говорит:

— Надо же, только пришла и сразу спорит. Ладно, парни, отвалите. Непривыкшая еще. Хрен с тобой, я сама напишу, — И добавила: — Что ты суицидников жалеешь? Им надо усвоить урок: либо уж помирай окончательно, либо не прикидывайся шлангом.

Я очень переживала. Когда меня с переписанным листком послали к главе отделения, я еще по дороге к кабинету приняла твердое решение — скажу все, как было в действительности. Если кого-то, допустим, посадят, то это уже не мои проблемы. Нет, может, конечно, я подставляю людей. Но так ведь нельзя! Нельзя придумывать диагнозы! Нельзя врать, нельзя подвергать больную такому риску!.. И пускай меня отчислят за это из института. Пускай разразится громкий скандал. Пускай доктор оторвет этим парамедикам головы и вообще уволит. Да, так даже будет лучше. Пускай сегодня их разнесут в пух и прах… Но ведь не могу я такое скрывать!