Лариса Райт - Плач льва

Юленька постоянно ждала того самого момента, но наступил он, как это часто случается, совершенно неожиданно. По ее представлениям, произошло именно то, чего она так страшилась: она оказалась совершенно не в том месте, когда начались роды. Но и покупатели, и персонал продуктового магазина, в котором девушка стояла у прилавка, делая нелегкий выбор между сыром и вареной колбасой как раз тогда, когда из нее хлынул литр прозрачной жидкости, не позволили ей умереть от ужаса те бесконечные сорок минут, что добиралась специальная «Скорая помощь». Действительно, окажись Юленька один на один со своим состоянием в стенах пустой квартиры, и кто знает, какие баллы по шкале Апгар [8] Вирджиния Апгар — неонатолог, предложившая в 1952 г. шкалу для быстрой оценки состояния новорожденного. получила бы девочка, рожденная ею пятнадцатого июня две тысячи четвертого года. Малышка оказалась совершенно здоровой и тут же была названа Вероникой в честь единственной бабушки.

— Дедушка? Ты хочешь сказать «дедушка»? — спрашивает Артем у мальчугана, который указывает на него пальчиком и повторяет, как заезженная пластинка:

— Де-е-е, де-е-е, де-е-е.

— Нет, дедушка — это на полке, видишь, стоит фотография? — Если бы на месте этого мальчика был другой ребенок, Артем, не задумываясь, подхватил бы его на руки, чтобы поднести поближе к снимку. Но сейчас он лишь усердно машет рукой в сторону фото, стараясь заострить внимание маленького собеседника на том, что он говорит: — Ну, посмотри! Вот здесь твой дедушка вместе с бабушкой. Посмотри же, поверни голову!

— Де-е-е, де-е-е, — талдычит свое ребенок, подходя ближе к Артему.

— Да нет же, малыш, я просто Артем. Лучше скажи «а-а-а», — мужчина ласково смотрит на пятилетнего ребенка, дергающего его за штанину.

— Де-е-е, де-е-е, — интонации мальчика повышаются, становятся визгливыми, в звуках проскальзывают плаксивые нотки.

— Хорошо, давай я буду дедушкой. Если хочешь, называй меня так. Ты, пожалуйста, только не нервничай. Мама услышит и расстроится. Мы же не хотим расстраивать маму, правда?

Ребенок как будто немного успокаивается, кричать перестает, но по-прежнему стоит, крепко вцепившись в брючину Артема, и жалобно поскуливает:

— Де-е-е, де-е-е.

— Никит, ну прекращай, братец! Договорились ведь уже. Твоя взяла. Дед — значит, дед. Ты же молодец. Мне мама все рассказала о твоих успехах.

За те несколько недель, что Артем не приходил к ним, мальчик действительно немного изменился. Прогресс слишком небольшой, чтобы вызывать эйфорию, но он все же появился, и это не может не внушать оптимизма. Метод Томатиса и бесконечные усилия матери приносят свои плоды. Конечно, невозможно с уверенностью утверждать, что этот ребенок когда-нибудь заговорит, но теперь, когда он вдруг начал произносить членораздельные, определенно значимые, несущие смысловую нагрузку звуки, в это, по крайней мере, очень хочется верить.

Артем пытался жить своей жизнью и не уделять слишком много внимания чужим проблемам. То ли из-за того, что проблем у него и самого хватало, то ли из-за внушительного объема работы, то ли потому, что на самом деле не мог перешагнуть через разочарование, которое испытал во время последней встречи с этим ребенком. Артем ни за что бы не признался, но все же где-то в самых отдаленных уголках сознания понимал, насколько сильно ему хочется, чтобы помог мальчугану не какой-то там Томатис, а именно Марта. Нет, Артем не ставил под сомнения возможности современной медицины. Он всегда с интересом читал о новых открытиях и с большим уважением относился к людям, эти открытия совершившим. Но если сведения о каких-либо препаратах или своеобразных, сугубо врачебных практиках и методах он мог лишь принимать или не принимать на веру, то все, что касалось взаимоотношений животного и человека, уже многократно пропустил через себя самого и мог подтвердить эффективность такого общения под какой угодно, самой строгой присягой. Но каким бы сильным ни было разочарование и огорчение Артема оттого, что собака не оказала на малыша того влияния, о котором мечтал ее хозяин, он, конечно, осознавал, что самым главным и самым ценным стала та положительная динамика, которая неожиданно наметилась в развитии ребенка после стольких лет абсолютной безысходности. И, конечно же, по большому счету, совершенно все равно, при помощи какого метода — Альфреда Томатиса или Артема Порошина — она достигнута. Именно поэтому, когда мама мальчика позвонила ему накануне, чтобы поделиться радостью, он не стал откладывать визит в долгий ящик и уже на следующий день отправился посмотреть на то, что же из себя представляет внезапно появившаяся у ребенка речь. И хотя до этой минуты он так и не услышал ничего, кроме настойчивого пресловутого «де-е-е», Артем прекрасно понимал и разделял то женское ликование, которое услышал вчера в телефонной трубке.