Эрвин Штритматтер - Оле Бинкоп

Немного спустя Оле застает на соломе в курятнике плачущую Мертке. Рядом лежат пятеро мертвых цыплят, дохлики, они попали под ноги своим более жизнеспособным собратьям и были раздавлены.

Оле и здесь утешает: пятеро цыплят — полпроцента на тысячу — в норме. Нечего плакать.

Мертке плачет еще горше. Растерявшийся Оле бежит за матушкой Нитнагель и препоручает ей дальнейшее утешительство. С подростками Оле ладить не умеет. Может, у этой девушки как раз переходный возраст.

Впрочем, Мертке плачет не из-за одних только цыплят. Летучие утки председателя скрылись в неизвестном направлении. А Оле передавал ей уток с великой торжественностью. Он, так сказать, взывал к ее сердцу.

— Не думай, что перед тобой просто две сотни ног, две сотни крыльев и несколько мешков пера и пуха. Это целая лаборатория, это опыт, это преддверие безграничных возможностей.

Оле трижды насвистывает утиную песню. Мертке постеснялась просить его просвистеть в четвертый раз. Ей было стыдно заставлять этого занятого человека заниматься такими пустяками.

И вот Мертке заявилась в утиную лабораторию. Открыла дверь сарая. Утки с кряканьем взлетели и, сделав круг над сараем, взяли курс на Коровье озеро. А вечером, когда утки показались вновь, Мертке сложила губы трубочкой и засвистела.

Но утки не приняли всерьез девичий свист. С каждым днем они все позже и позже прилетали домой, а однажды, в полнолуние, сделали традиционный круг над сараем и скрылись из глаз.

Мертке побежала на озеро, она свистела, звала. Улегся вечерний ветерок. На вынутом из камышовой рамы озере ни единой волны. В водной глади отражается месяц. Блеск, переливы, поэзия, но только не для Мертке. Она затаила дыхание. Где-то в дальнем заливе ей послышалось кряканье. Она бросилась туда. С залива поднялись дикие утки. Вдалеке ухнул филин, и Мертке громко заплакала. Ну и весенняя ночь!

И следующий вечер принес с собою одни лишь разочарования. Утки прилетели, сделали круг над большим каштаном, поиздевались над беспомощным школярским свистом Мертке и улетели. Вся лаборатория в полном составе скрылась за лесом.

Мертке выплакалась в передник матушке Нитнагель.

— Не плачь! Это же не люди, это просто утки.

Старуха помогала ей искать. На следующий день к ним присоединился Адам Нитнагель. Но утки, черти крылатые, не выказали уважения даже бывшему бургомистру. И ущербный месяц бессмысленно озарял трех искателей-неудачников.

Что делать? Рассказать Оле?

Адам Нитнагель вызвался начать предварительные переговоры.

Нет! Мертке сама пойдет к председателю, посмотрит ему прямо в глаза и скажет: так, мол, и так…

Пахота завершена успешно. Оле облегченно вздохнул и вдруг почувствовал себя как судно, лишенное балласта. Нос председателя повело кверху. Как там поживают его утки? Несутся ли они, сидят ли на яйцах?

Вечером он крадется к сараю, стучит по низкой крыше. Никакого ответа. Он лезет в темный провал — ничего, кроме засохшего утиного помета.

В ярости он бежит домой и залпом выпивает три рюмки подряд. От мятной водки ему не становится веселей. Ворча, он ложится в постель, но сон не идет к нему.

Стало быть, новая птичница — обыкновенная вертихвостка. Почему-то все ее любят, только не он. Когда Оле сочинял объявление, ему виделась солидная женщина, которая знает, что делается у человека под фуражкой. «Ты бы, товарищ председатель, чайку выпил». Вот какая!

Настает серое, дождливое утро. Мертке бегает в поисках Оле. А ему уже без надобности ее слезливые признания. Ему, может, самому нужна ласка и слова утешения.

Мертке бежит в свинарник. Оле выскакивает через заднюю дверь. Мертке — в правление, а Оле прячется в так называемом красном уголке и проверяет там заземление у приемника. Но в коровнике скрываться уже некуда. Мертке, бледная как полотно, собирается с духом. Оле даже не дает ей рта раскрыть:

— Знаю, знаю, утки пропали. Интересно, зачем мы тебя держим? Ну, ну, не реви!

Мертке бежит прочь. Вперегонки со своими слезами.

Дни идут. Цыплята нежатся под весенним солнышком, все крепче стоят на ножках, растут. На головах у петушков, словно листья шиповника, уже проглянули гребешки.

— Отличный молодняк!

Такую похвалу Мертке слышит от стариков Нитнагелей, от свинарки Хульды Трампель. Даже от Тимпе, который обычно хвалит только себя самого. Но вот Оле не удостаивает ее и дружеским взглядом. Он проходит через вольер для молодняка как карающее божество. А эта особа с косичками, Мертке или как там ее зовут, для него все равно что бледная тень.