Эрвин Штритматтер - Оле Бинкоп

— Да, вот были времена так времена, селедка по шести пфеннигов штука.

«В наступающем году мы вырастим три тысячи цыплят», — записано в годовом плане кооператива.

Кто это мы? На данном этапе Грета Нитнагель. Она приносит разогретый песок в загон для цыплят и сверху посыпает его торфяным перегноем. Оле Бинкоп, видно, позабыл, что ей обещана молодая помощница.

Ничего он не позабыл. И не раз уже просил бухгалтера Бойхлера дать объявление в газету. Ему и самому позарез нужна рабсила попроворнее, потому что дни становятся длинней, а у него полно всяких планов насчет уток и Коровьего озера. Солнце набирает силу. На озерах тает лед. Утки снова вылетают на волю. Корм они находят на воде и до позднего вечера не возвращаются назад. Ужин, который ждет их перед птичником, для них теперь невеликое лакомство. И каждый вечер Оле волнуется: вернутся утки или снесут яйца на берегу?

А весна еще подсыпает забот. Не может Оле сидеть каждый вечер и поджидать уток. Нет, без подмоги им не обойтись.

Но бухгалтер Бойхлер решил хоть немного да отомстить председателю. Тот не пожелал строить открытый коровник, Тимпе не пожелал застраховаться, и поэтому Бойхлер со дня на день откладывает подачу объявления.

И вот как-то вечером Оле сам набрасывает текст: «Срочно требуется молодая птичница в лесную и озерную местность к прекрасному весеннему сезону…» Оле и сам мечтает о весне. И мысленно уже видит, как девяносто почти ручных уток, каждая со своим выводком, шествуют поутру к Коровьему озеру. Девяносто на десять — это будет девятьсот, девятьсот утят, которые кормятся на воде, а вечером прилетают домой. Девятьсот птиц на службе у человека. Малые издержки, большие доходы для «Цветущего поля». Великий шум от двух тысяч крыльев, безграничные возможности. «Разведение водоплавающих птиц, полная свобода действий и перспективы дальнейшего роста» — так кончает Оле свое объявление.

Лесоруб Эвальд Трампель — человек сухощавый, с вечным кашлем. Жена его Хульда — разбитная пышнотелая бабенка, ей куда больше пристала роль главы семейства.

В нулевом году Эвальд Трампель получил двадцать моргенов и по мере сил их обработал, но ковыряться в земле ему не по вкусу. Он предпочел вернуться в лес. Дома всем распоряжалась жена, а он чувствовал себя батраком.

— Эвальд!

— Чего тебе?

— Наколи дров!

— Кха-кха, наколю.

— Эвальд!

— Чего тебе?

— К воскресенью зарежешь гуся!

— Кха-кха, зарежу.

Хульда Трампель держала двух свиноматок, которые приносили ей отличных поросят.

Однажды к Трампелям постучал вербовщик всех и вся с уговорами вступать в «Цветущее поле» — другими словами, Оле Бинкоп, председатель, холостяк и славный парень. Хульда чувствовала себя несколько одинокой и покинутой не только из-за того, что ей приходилось тащить на себе маленькое хозяйство. Предложение Оле польстило ей и смутило ее душу.

— Эвальд! — сказала она мужу вечером того же дня.

— Чего тебе?

— Я вступаю в «Цветущее поле»!

— Кха-кха, вступай.

Хульда и вступила. Оле, великий дипломат во всем, что касается кооператива, поручил ее заботам свинарник.

Хульда пристально глядит на его ввалившиеся щеки.

— Эх, был бы ты мой муж…

— Но я не твой муж.

— Жаль.

— Чего тебе еще надо?

Хульде надо электрическую печь для молодняка.

— Скажи Бойхлеру, чтоб выписал тебе печь!

Хульда обнимает Оле.

— Когда ты снова женишься?

Оле шепнул что-то на ухо Хульде.

— Вот увалень, наплевал мне полное ухо!..

Женщины из «Цветущего поля» не устают изощряться в остроумии по адресу соломенного вдовца.

— А кровать у тебя не похожа на пустыню, когда в нее ложишься? А простыни не промерзают?

— Зато просторно. Никто не мешает.

Соленые шутки.

В районной газете напечатано объявление. В Обердорфе, дом номер двадцать два, продается телега на резиновом ходу. Оле едет туда. Хочет по дешевке купить телегу для кооператива. В доме номер двадцать два проживает Розекатрин Зенф. Но Оле уясняет себе это лишь тогда, когда уже стоит в комнате. Розекатрин пускает в ход все свои чары. Сгорая от волнения, она взбивает локончики перед зеркалом и поет:

Розекатрин достает пиво из подпола. Чтобы Оле чувствовал себя совершенно как дома. Словом, пей да гуляй. Без объявления в газете к такому деятелю, как Оле, не подступишься.

Брови Оле ползут вверх, и каждая из них — опрокинутый знак вопроса.