Хосе Антонио Марина - Анатомия страха. Трактат о храбрости

Повторное открытие добродетели потребовало вновь обратиться к понятию характера в двух его разновидностях: хороший характер — носитель добродетелей — и дурной — носитель пороков. Без сомнения, позитивная психология имела в виду нравственность в чистом виде. Селигман признает, что современные психологи совершенно забыли о роли характера, считая его некой нормативной единицей, не нуждающейся в описании, и противопоставляет такой точке зрения попытку взглянуть на мораль в психологическом преломлении: „Я совершенно согласен: наука должна описывать, а не предписывать. Задача позитивной психологии не в том, чтобы рекомендовать людям оптимизм, духовность, любовь и доброе расположение духа, а в том, чтобы объяснять, к чему приводят эти черты (например, оптимизм ослабляет депрессию). А уж как человек воспримет наши объяснения, зависит от его собственных ценностей и задач“.

Есть во всем этом, на мой взгляд, некое рациональное зерно (необходимость вновь обрести понятие добродетели), требующее, однако, предварительных уточнений. Слово „добродетель“ в последнее время утратило первоначальный смысл и практически вышло из употребления, обретя оттенок блаженности, вялости, нарочитой кротости и юродства, что противоречит его исконному значению. Греческое понятие Aretē подразумевает совокупность таких качеств, как энергичность, мудрость, совершенство. Добрый конь мчится точно ветер. Английское существительное strengths — буквально „сильные стороны“ — в известной степени отражает эту многозначность. Евросоюз пытается построить образование на формировании базовых компетенции , определяя их как комплекс знаний, чувств, позиций и навыков, необходимых для удовлетворения „высоких потребностей“. Тут я, конечно, не специалист, но мне кажется, что мы потихоньку начали приближаться к классическому восприятию добродетелей.

Обратимся снова к Спинозе: для него добродетель означала fortitudo et gaudium , силу и радость. Одно неотделимо от другого, ибо сила увеличивает возможности субъекта, его способность действовать, а когда „человек ощущает силу, он радуется“. Созидательная энергия, то есть способность к высоким свершениям, — вот та точка, где сходятся психология и этика, психические механизмы и моральные ценности. Ресурсы психики используются во имя этических целей и тем самым возрастают. Творить означает создавать из обычного великое. Стремление к психологическому комфорту сильно отличается от стремления к жизненным достижениям. Бернар Клервоский, один из самых выдающихся средневековых писателей, возглавивший орден цистерцианцев и совершивший переворот в искусстве и культуре той эпохи, с убийственной иронией критиковал монахов аббатства Клюни, своих бывших единомышленников, которые возлюбили утонченную роскошь паче строгости и воздержания. Капризные вкусы склоняли клюнийцев к чревоугодию и изощренной изобретательности в еде. По словам Барнара, именно они додумались до „кулинарной несуразицы“, которая теперь столь популярна: „Каким только превращениям, а точнее — извращениям, не подвергается у них обычное яйцо (ova vexantur) ! Как тщательно его взбивают, перемешивают, подают то всмятку, то крутым, то запеченным, то фаршированным, то без гарнира, то с гарниром, то в виде глазуньи, то в виде болтуньи“. Бернар полагал, что изнеженная и развращенная гедонизмом братия не в состоянии осуществлять свое высокое предназначение.

Хорошая жизнь и достойная жизнь — разные вещи. За любым жизненным замыслом стоит своя психология. Я напомню вам, что такое замысел, на примере из области спорта. Вообще замысел — это определенная цель, важная для человека, а потому требующая напряжения всех сил, сосредоточенности помыслов, концентрации воли. Я хочу играть на пианино и должен часами упражняться, чтобы пальцы обрели новые, доселе незнакомые навыки. Хочу покорить Эверест без кислородных баллонов. Такой замысел нуждается в особой подготовке организма. Надо укреплять мышцы, учиться спать в подвешенном состоянии, надо пожить на высокогорье, чтобы в крови появилось больше эритроцитов, иначе не выдержишь разреженной атмосферы. Тут необходим сплав тренировки, упорства и специальных знаний. Всякий раз, впадая в уныние, я должен вспоминать о своем высоком замысле и питать его надеждой. Пусть воображение как может рисует мне картины удачного завершения проекта. Вот и с этикой то же самое. Помню, однажды, уже собираясь сесть в поезд, я увидел на развале книгу под названием Aretē . А поскольку меня тогда занимали мысли о добродетелях, я поспешил купить ее, даже не пролистав, и, уже сидя в вагоне, с удивлением обнаружил, что говорится в ней о гимнастике. О, гениальные греки! Великий поэт Поль Валери мечтал написать невиданный ранее трактат о творчестве как гимнастике и озаглавить его, если не ошибаюсь, „Гладиатор“. „Моя философия, — говорил он, — и есть гимнастика. Гимнастика в широком понимании. Постоянные сальто от сознательного к бессознательному и обратно“. То есть, выражаясь в наших терминах, переходы от „я“ реального к „я“ идеальному, способному „я“ реальное полностью изменить.