Хосе Антонио Марина - Анатомия страха. Трактат о храбрости

В семье ребенок учится противостоять страхам. Или, выражаясь научными терминами, обучается тактике противостояния — англоязычные психологи называют это словом coping . Вот я достаю из архива письмо мужчины пятидесяти двух лет, высокопоставленного военного. К его истории я еще вернусь, потому что позднее он сам подробно проанализировал свой случай. Назовем его генерал Г.М.

В детстве никто не учил меня преодолевать трудности. И дед, и родители, и братья отца всегда предпочитали прятать голову в песок, избегая активных действий. Они маскировали страх смесью презрения и стоицизма. Я не наблюдал — а потому и не усвоил — тех „сценариев“, которые помогают нам разрешать конфликты, неизбежно возникающие в общении с людьми. У нас никогда не говорили о проблемах, никогда ничего не требовали, мы жили замкнуто, без гостей, без друзей, без больших семейных обедов. В детстве мне не позволяли приглашать домой товарищей, а уж в юности тем более. Мои родственники не стремились бороться с трудностями, старались только подавлять страх, который эти трудности у них вызывали. Как-то раз мы с отцом возвращались домой, и он вдруг сказал: „Пойдем другой дорогой, этот тип до сих пор не вернул мне долг, и я не хочу его видеть“. Тогда я совсем не удивился и только много позже подумал, что логичнее было бы, если бы встречи избегал не отец, а его должник.

Генерал Г. М. совершенно прав. В детстве мы усваиваем сценарии ( scripts ), и потом они станут направлять наше поведение. Постоянно импровизировать невозможно, человеку нужен некий арсенал решений, которые принимаются почти автоматически. Иначе мы будем чувствовать себя пилотами без летной карты. Однако некоторые сценарии вредны — например, сценарий избегания. Необходимо выбрать тактику противостояния страху, а их как минимум две: та, что позволяет справляться с ситуацией, и та, что помогает подавлять эмоции, вызванные этой ситуацией. Человек, который боится выступать на публике, может или попытаться освободиться от страха (позже я объясню как), или глушить его выпивкой. Подобное поведение лишь усугубляет, а не решает проблему.

Когда-то я был знаком с монахом-иезуитом, мудрым человеком, в чьи обязанности входило поддержание порядка в монастырской церкви и который с улыбкой рассказывал мне о своем совершенно нелепом ежевечернем ритуале. Он гасил в храме свет, доходил до двери, потом возвращался, проверял, все ли погашено, снова шел к выходу и снова возвращался и только тогда спокойно отправлялся в свою комнату. На вопрос, к чему все эти странности, монах ответил: „Чтобы избавить себя от лишней беготни. Раньше я начинал беспокоиться, уже войдя в комнату и улегшись в постель. Приходилось вставать, опять идти в церковь, причем дважды, поскольку с одного раза я не успокаивался. Так что я придумал для себя сокращенный вариант, это гораздо удобнее“. Мой благоразумный друг изобрел замечательный способ придать своим страхам хроническую форму.

И последний штрих к вопросу о том, как мы учимся бояться: Краске полагает, что страху научиться невозможно. Согласно его теории, все дело в генетической памяти о страхах, унаследованных от далеких предков; именно такие анахронические переживания и лежат в основе фобий. Что ж, посмотрим.

Мы учимся уверенности, но и неуверенности тоже. Учимся не доверять себе и другим. Снова послушаем Кафку:

Недоверие к большинству людей, которое Ты пытался внушить мне в магазине и дома (назови мне хоть одного человека, имевшего какое-то значение для меня в детстве, которого Ты не уничтожал бы своей критикой) — это недоверие, которое в моих детских глазах ни в чем не получало подтверждения, так как вокруг я видел лишь недосягаемо прекрасных людей, превращалось для меня в недоверие к самому себе и постоянный страх перед всеми остальными [34] Письмо к отцу. Перевод Е. Кацевой. .

Тема этой главы заставила меня вспомнить притчу о трех слепых мудрецах, которые как-то вознамерились выяснить, каков из себя слон. Первый ощупал слоновью ногу и произнес: „Слон похож на большую колонну“. Второй дотронулся до хобота и пришел к заключению, что слон — это огромная змея. Третий провел рукой по бивню и сказал: „Слон выглядит как отточенное копье“. Изучая страх с разных сторон, исследователи словно разнимают на части воображаемого слона. Вот почему мне хочется сказать несколько слов о адаптивности — проблеме, которая в последнее время чрезвычайно занимает ученых.