Все засмеялись, искренне или притворно. И внешне успокоились. На несколько секунд все замерли, как будто малейшее движение могло нарушить благодатную тишину. Элиса чувствовала себя неловко оттого, что не знала, как снять руку с руки отца. Она решила сделать вид, что поправляет прическу.
Андреа налила еще кофе. Все выпили его, сосредоточившись на своих чашках, что было, возможно, лучшим способом избежать разговора. Они пили его медленно. Дождь, казалось, ослабевал. А затем снова усиливался. Но до конца никто не был уверен в том, что он вообще шел. В какой-то момент лампочка на потолке зажглась. Дали свет, и это как будто послужило сигналом к тому, чтобы все задвигали стульями, внимательно рассмотрели свои чашки с кофе, собственные руки, зевнули и покачали или покивали головами. Непонятно было, да это никого и не интересовало, усилился ли шум дождя или это только им на кухне казалось, что идет дождь. Самым неприятным был сильный, сильнее, чем раньше, запах дохлой рыбы, доносившийся с моря. И никому не было дела до шума дождя или, возможно, шума моря, который иногда бывал почти неотличим от дождя. Легкий бриз, поднявшийся этим странным утром, превратился в конце концов в ветер, который время от времени налетал мощными порывами.
Полковник-Садовник стукнул по доскам пола своей мангровой палкой, оперся на нее и поднялся со стула. Он выпрямился с некоторым трудом, но с весьма решительным видом. Женщины подумали, что сейчас он отдаст приказ, произнесет не терпящую возражений фразу, которая остановит ненастье. Он вышел на середину кухни и остановился, опершись на палку обеими руками. Поднял голову, как благоразумная, умудренная опытом птица, словно вслушиваясь в многочисленные звуки дома. Его единственный желтый глаз блеснул, как старинная монета. Элисе пришло в голову, что глаз переливается как топаз. Может, он чувствует приближение могущественного врага? Элиса подумала: «Он был королем, в другой жизни он наверняка был королем, низвергнутым с трона, но все же королем, кем-то вроде слепого, старого, оборванного Эдипа, входящего со своей Антигоной, то есть со мной, в рощу Эвменид».
От порывов все усиливавшегося ветра заскрипели перекрытия дома, как, должно быть, скрипит деревянный остов бригантины.
Всякий раз, когда шел дождь и дом запирался наглухо, Элисе представлялось, что она находится на борту неповоротливого, непригодного для дальних плаваний дрейфующего корабля. От грохота грома и шума ливня, сливавшегося с шумом моря, ей казалось, что он дрейфует где-то очень далеко в океане, вдали от любых берегов. Беспокойство, которое вызывали в ней реальные бури и воображаемые корабли, усиливалось от присутствия того, кто с детства вызывал у нее чувство беспокойства, — ее отца. Он никогда не был похож на капитана, способного управлять судном, скорее на бессильного и сломленного короля, бредущего в изгнание. Когда впервые у нее в голове возник этот образ отца как свергнутого короля? Она не могла точно вспомнить. Но подозревала, что это так или иначе было связано с Сереной. Серена, старшая из сестер, всегда и во всем опережавшая и ее, и Амалию, всегда, сколько Элиса помнила себя, ненавидела (или любила?) Полковника. И называла его не иначе как «его величество король мертвецов». Впрочем, вряд ли дело было в Серене, вернее, только в ней. Потому что Элиса помнила похожее на сегодняшнее октябрьское утро, только 1941 года, то есть тридцать шесть лет назад, когда «Мейфлауэр», лодка доктора, вернулась без Эстебана и загадочным образом оказалась тщательно спрятанной в сарайке.
В этот момент, к счастью для Элисы, словно чтобы отодвинуть на время и это ужасное воспоминание, и его не менее ужасные последствия, сверху, перекрывая шум дождя и моря и волчий вой ветра, донеслась печальная и одновременно радостная музыка. И удивительный, грустный и счастливый одновременно голос.
— Элмор Джеймс? Вот кто настоящий бог, Элмор Джеймс, «Early in the morning»! [35] «Рано утром» (англ.).
— с детским энтузиазмом воскликнула, размахивая руками, высокая, худая и элегантная женщина, очень похожая на Лорен Бэколл.
— Я всегда представляла себе Бога с лицом и голосом Элмора Джеймса, — воскликнула Элиса, — огромного чернокожего Бога, с красивыми, немного грустными глазами, пухлыми губами и подстриженными усиками.
— И с голосом Бинга Кросби, и Фрэнка Си-натры, и Леди Дэй, и в первую очередь Бесси Смит, — довольно улыбаясь, отозвался дядя Мино.
Читать дальше