Энтони Капелла - Брачный офицер

На другой день Джеймсу пришлось вести допрос людей, обвиняемых в убийстве бывшего партизана в горах над Касертой — небольшого городка севернее Неаполя.

Полицейский участок он отыскал без особого труда; местный комиссар полиции рассказал, что именно произошло. Этот партизан был хуже бандита, грабил немцев точно так же, как до того грабил итальянское правительство, и преуспел еще больше, когда союзники предложили в помощь партизанам сбрасывать с самолетов оружие и взрывчатку. Этот бандит после своих налетов мог надежно скрываться в горах, в отличие от жителей городка, которые теперь стали для немцев объектом все возрастающих репрессий.

Однажды немцы объявили, что если хоть один немецкий солдат будет убит во время партизанского налета, они в отместку расстреляют десять мирных жителей. Угроза вовсе не остановила этого бандита, несмотря на личные призывы местного мэра и священника. Так как теперь он располагал огромным арсеналом оружия и обширной компанией кровожадных дружков, которым, как и ему, не терпелось пустить оружие в ход, очень скоро бандит напал на немецкий продовольственный конвой, пристрелив в результате четырех немцев. И верные данному слову немцы собрали сорок городских жителей — мужчин, женщин и детей, в основном именно детей, так как большинство мужчин они уже забрали на работу в трудовые лагеря, — выстроили их у стены церкви и расстреляли. Во время похорон матери целовали кровавые раны на трупах своих детей, слизывая кровь: это было открытым призывом к кровной мести и означало, что каждый мужчина рода, хотя бы через несколько поколений, должен быть готов осуществить возмездие.

Расплата не заставила себя долго ждать. Бандит зарвался и в один прекрасный момент обнаружил, что с высадкой союзников оружия у него поубавилось. Между тем с севера из лагерей для военнопленных стали возвращаться братья, дядья и отцы расстрелянных жертв. Этим мужчинам, многие из которых устали воевать, теперь выпало прикончить бандита, что они и сделали, и потому были арестованы.

Джеймс допросил их, они полностью подтвердили рассказ полицейского. Казалось, они смирились с судьбой, которая готовила им пожизненное заключение в тюрьме «Подджо Реале», где было едва ли уютней, чем в военном лагере, из которого они только что вышли. Джеймс опросил также и священника, который показал ему изрешеченную пулями стену, возле которой была совершена расправа.

— Могу я спросить вас, святой отец, — сказал Джеймс, — как бы вы поступили, если б эти люди признались вам на исповеди в своем преступлении?

Священник подумал, прежде чем ответить:

— Я бы, наверное, сказал им, что они совершили страшный грех, но если они искренне покаются, Господь может им этот грех простить.

— А какое бы вы присудили им наказание?

— Я бы направил их помогать отстраивать заново дома и фермы, разрушенные войной.

И Джеймс подумал, что, наверно, такое наказание принесло бы больше пользы, чем любое, вынесенное судом.

— И они подчинились бы?

— Ну конечно! Здесь жить во грехе считается позором.

Джеймс, погруженный в размышления, возвращался в полицейское управление.

— Ну что? — спросил его комиссар. — Сейчас их заберете или вышлете грузовик?

— Ни то и ни другое, — сказал Джеймс. — Незачем попусту тратить время. Я возвращаюсь в Неаполь и там уничтожу все бумаги.

Комиссар удивленно взглянул на него.

— Ведь это крайне рискованно!

— Возможно, но пока разберутся, что к чему, война уже закончится, и меня уже здесь не будет.

Глаза комиссара понимающе сверкнули.

— Боюсь, сэр, городок наш не так богат. Мы не сможем выразить вам свою признательность в той мере, в какой вы, вероятно, ожидаете.

— Я ничего не ожидаю, — начал было Джеймс, но поправился: — А сколько вы можете себе позволить?

— Гм… э-э-э…, — тянул комиссар, не спуская глаз с лица Джеймса. Наконец выпалил: — Восемьсот лир!

— Идет!

Этот ответ, пожалуй, изумил комиссара еще больше, чем решение не предавать преступников суду.

— Вы серьезно? Вас устроят восемьсот лир?

— Да, если вы выдадите их мне немедленно.

— Я попрошу священника. Он сможет выделить из церковных денег.

Комиссар опрометью вскочил и чуть не кувырнулся через голову в стремлении поскорей завершить сделку. Чуть погодя он возвратился со священником, который молча вручил Джеймсу восемьсот лир.

— Они пойдут на благое дело, — сказал Джеймс, сворачивая банкноты и пряча их в карман.