Энтони Капелла - Брачный офицер

В этот миг у него не было никаких сомнений, что он хочет, чтоб так было всегда. Ее щедрость, ее страсть, ее чувственность… он ее обожал.

— Ливия… — начал он.

— М-м-м-м?..

Он заколебался. Может, в конце концов, это не самый лучший момент? Делать предложение, когда твоя любовница так идеально, так мягко удовлетворяет тебя ртом, — не слишком ли это легкомысленно, использовать эту ситуацию для выражения серьезных брачных намерений? Нужны цветы, лунный свет, свечи — еще должно быть, черт подери, кольцо. И соискатель в начищенных до блеска ботинках, с сияющей пряжкой на поясе, должен опуститься на одно колено, а не лежать, развалясь, полуголый, постанывая в экстазе, поперек кровати о четырех столбах, с любовницей, которая припала к нему сверху.

Он прикрыл глаза, бедра непроизвольно подрагивали, когда она их покусывала.

Предложение надо заранее обдумать и спланировать. Уж что-что, а это он умеет: он вполне сумеет обставить все наилучшим образом.

Когда Джеймс, не в силах больше ждать, притянул ее к себе, чтобы поцеловать, внезапно его пронзила другая мысль. Предложение придется делать тайком. Если по армейским законам брачному офицеру запрещается вступать в брак, вряд ли руководство будет счастливо оттого, что у него здесь появилась невеста.

Несмотря на толстые каменные стены и деревянные ставни на окнах, духота в помещении стояла нестерпимая. Джеймс сидел за письменным столом, пытаясь составить рапорт. То и дело ему приходилось утирать платком лицо. Даже писать было трудно: ручка выскальзывала из пальцев.

Услышав шорох, он поднял глаза. Ливия стояла босяком, прислонившись к раскрытой двери.

— Привет, — сказал он. — Давно тут стоишь?

— Не очень.

— Что-нибудь нужно?

Она скорчила гримаску.

— Жарко!

— Не то слово! — кивнул он. Кивнул на свой рапорт. — Мне, к сожалению, надо это закончить.

— Хочешь, чтоб я ушла?

Расстегнула пуговку на платье, стояла, обмахивалась рукой.

— Нет, конечно же, нет, но — к сожалению, долг обязывает.

— Ну да, конечно.

Он написал очередную фразу и поднял глаза. Она все еще стояла в дверях, и, как ему показалось, расстегнула еще одну пуговку.

— Я не могу нормально работать, когда ты тут стоишь и смотришь, — воззвал он.

— Вижу.

— И, клянусь, мне нужно закончить этот рапорт.

Через пять минут она вернулась.

— Я принесла тебе холодного лимонада. — Она поставила перед ним на стол стакан.

— Очень чутко с твоей стороны.

— Жарко, трудно работать, да? — Она подхватила одну из его папок и принялась теперь обмахиваться ею, как веером.

Листок вырвался и осел на пол.

— Увы, над погодой я не властен, — сказал он, поднимая выпавший листок и забирая папку у нее из рук.

— А мне делать нечего. Все уже в духовке стоит.

— Угу, — отозвался он.

Джеймс составлял записку, где перечислял действия для предотвращения разворовывания художественной галереи, потом перекинулся на кражу армейского кинопроектора.

— Почему б тебе не устроить сиесту?

— Отличная мысль! — воскликнула она, просияв. — А тебе?

— Я, к сожалению, не могу.

Джеймс просматривал докладную на солдата, за пять тысяч лир согласившегося не реквизировать у богатых итальянцев их автомобиль. «Считаю нужным подвергнуть аресту», подписал он внизу.

— Какой ты деловой, все воюешь и воюешь.

— Воюю.

— С какими, должно быть, важными военными тайнами ты все время связан. Расскажи, что у тебя сегодня? Новый план наступления? Или читаешь какое-то важное воззвание Гитлера?

— Ничего интересного, — буркнул Джеймс. — Но надо это все закончить.

Она еще немного постояла, глядя на него.

— Пойду, может, ванну приму.

— Отличная идея.

— Постучи, если захочешь войти.

Ванна находилась в кухне, так что уединенность была минимальная.

— Не волнуйся. Похоже, я с этим еще сколько-то здесь проторчу.

Через несколько мгновений раздалось шлепанье босых ног к двери, затем послышался звук бегущей воды.

Минут пять длилось затишье, потом из ванны донеслось ее пение. Джеймс пытался не слушать, но это было невозможно. Он вздохнул, поднялся и пошел взглянуть, что там. Дверь в кухню была не заперта. Ливия сидела в ванне, почти полностью покрытая водой, только груди и коленки выглядывали, и разливалась соловьем. Он постоял с минуту, посмотрел, прикрыл дверь, вернулся в свой кабинет и дверь также прикрыл.

На этот раз было тихо почти десять минут. Затем без всякого предупреждения его дверь внезапно распахнулась. В проеме показалась рука. Он лишь успел разглядеть, что рука принадлежит Ливии и что в этой руке что-то маленькое, круглое и красное, прежде чем рука метнула этот красный предмет в его письменный стол. Очень спелый помидор взорвался прямо на разложенных бумагах.