Эльфрида Елинек - Похоть

Мать, заключенная в своем теле, обмякшем от алкоголя, бродит по дому, натыкаясь на домашние приборы. Эта семья без особых хлопот покупает себе свое окружение. Взгляните, какой мир и уют! Столы прогибаются под светом настольной лампы, которая освящает тайные священные яства. Что за уютная сцена, что за уютная страна. Полузатвердевший отцовский член послушно, словно охотничья собака, лежит между его ляжек на кромке кресла, все на месте, кончик открыт наполовину, под его тяжестью гнутся перила. Из мужчин что-то рвется наружу. Оттуда, где начинаются их недра, поспешают они, не спеша, и все дальше и дальше тянут они котомку через подлесок. Нет, этот член не отправится на боковую прежде, чем он еще раз не восстанет и обильно не оросит все вокруг. Очень мужчинам этого хочется. Отец ерзает на сиденье: как интересно, как мило выглядит долина между его бедрами! Дорогой длинною, и он — тоже очень длинный. Женщина уставилась перед собой невидящим взором и время от времени стучит кулаком по столу. Если бы оставить ее в покое, она бы тотчас отправилась вслед за своими новыми вожделениями и бросилась бы в ту великость, которая зовется Михаэлем. Боюсь, что этот путь для нее теперь закрыт. Она бормочет непонятные слова, доносящиеся из закрытого рта. Мы попозже еще съездим туда, к летнему домику студента, к месту паломничества ее похоти. Дети в домах не поют и не хлопают в ладошки, и солнце больше не рискует появляться. Все затихает. Когда же, спрашиваю я себя, когда женщина постигнет неотложность своего местного органа безопасности?

Ребенок носится по дому, превратившись в бестию. Каждый раз перед тем, как идти в постель, когда столь малое значение придается вечерней трапезе, ребенок становится сам не свой от ощущения своей телесности. Мать тоже резко опускает голову на стол. Ее отверстая рана связана с Михаэлем. Она делает знак, что не будет есть, но обязательно что-нибудь выпьет. Отец, который уже слышит призывные звуки охоты, отпускает тормоза в своем гоночном костюме. Ребенок ему надоел, ведь отец сейчас в собственном доме, где умирают люди, если их вовремя не отправить в больницу. Припозднившиеся рабочие ускользают от непогоды и торопливо шагают в свои счастливые домишки. Скоро наступит полная тишина. Отцовский геркулесов мускул тянется к матери. Эта агрессивная псина пока что дремлет, но скоро запах ударит ей в ноздри. Сверху с ребенком разговаривают о школе. Потом накренившуюся вперед женщину трогают за теплые подмышки, берут ее за плечи и снова сажают прямо. Ребенок все больше и больше становится начальником еды. Отец, вожделению которого мешают, погружается глубоко в себя, да, мы видим, что и мать прибыла сюда, чтобы опять уехать прочь и вновь возвратиться. Эти люди не могут усидеть на месте, что в общем и целом соответствует нраву богачей. Нигде они не задерживаются, они путешествуют вместе с облаками и ручьями, их кроны шумят над ними, их кошельки шелестят. Хорошо там, где нас нет, и они подставляют свою грудь солнцу. И всегда звучит один и тот же ответ на вопрос: кто у телефона? Ребенок становится все назойливее, он шлифует список подарков на день рождения, но желания его от этого не уменьшаются. Отец в принципе ведет себя так же. Он освежит мать пузырьками своего источника. Жизнь пенится вокруг его костей, в самом деле, тело его покоится в пылу и в жару его чувств, которые не удержит никакая резинка, и очень красиво сияют языки пламени, которыми охвачена его фигура. Ребенок требует многого, чтобы получить почти все. Проводник спального вагона разместил родителей прямо в гуще их ощущений (за окнами мелькает пейзаж, и их желания растут, перерастая их самих и вырываясь на волю), и отец, и мать по разным причинам хотят, чтобы ребенок снова закрыл свой разинутый рот. Соглашения нарушаются. Один час занятий на скрипке в день — не бог весть какое достижение. Жена теперь, пожалуй, немножечко перекусит. Ребенок не созреет еще очень долго. Займемся лучше друг другом!

Им нельзя сидеть голышом, охватывая друг друга, ребенок мешает. Ребенок входит в раж. У него нет никаких тайн от родителей, он все выплескивает наружу вместе с молоком сквозь еще оставшиеся молочные зубы. Ребенок очень тесно связан с родителями своей архитектурой. Собственно, сын мешает не только тогда, когда ему ставят капельницу скрипки. Он мешает постоянно. Такое излишество (дети) порождает необдуманные связи, которые приводят в дом своих собственных нарушителей спокойствия, чтобы они ярко и глупо светили своей безудержной болтовней, словно электрические лампочки. Вместо того чтобы играть друг с другом во всевозможных укромных местах их дома. Отец, в конце концов, желает стянуть со своей жены тканевое покрытие и большими прыжками сбежать вниз по ее холму, но не тут-то было — ребенок, словно праздничный день, переполняет комнату, звуки его горна разносятся по всему дому, в котором все призывает к любви, и прежде всего — отчетливая конструкция отца, созданная для любви, как большой диван в гостиной. Как пышно расцветают половые органы этих коммивояжеров вдоль дорог, как расцветают хорошо защищенные растеньица, пожалуйста, не надо их рвать, они отправятся путешествовать сами! Скройся в лесу, но не попадайся им под ноги, посреди пышной зелени они бывают жутко ядовитыми!