Андрей Шляхов - Черный крест. 13 страшных медицинских историй

Тут все собеседники неизменно оживлялись и жестом или словом выражали свое согласие. А как же иначе – у каждого из них было свое «обстоятельство» – пожилой родственник, за которого не только надо было выкладывать ежемесячно довольно крупную сумму, но и навещать, звонить, в общем, проявлять внимание. Некоторых родственников, как подозревал Феликс, больше напрягали не расходы, а траты времени и эмоций. Пожилые люди иногда бывают очень навязчивы. И обидчивы.

Грубиян Волынцев называл клиентов «чемоданами», намекая на то, что они подобны чемодану без ручки из анекдота, который и бросить жаль, и нести тяжело. Иногда забывался настолько, что употреблял это слово на людях. Феликса всякий раз коробило.

– Ты одними своими манерами снижаешь респектабельность нашего заведения, – упрекал он компаньона.

– А ты своими манерами нагоняешь на людей тоску! – ржал Волынцев.

Что правда, то правда – возле Волынцева постоянно звучал смех. Стоило приблизиться Феликсу, как смех стихал. Не то чтобы Феликс не любил повеселиться, просто он не мог веселиться постоянно. Делу время, потехе – час. А превращать в потеху всю жизнь вряд ли целесообразно.

– И вообще – я лучше тебя нахожу общий язык с людьми! – Эти слова Волынцев повторял постоянно.

Он и Дополнительную Услугу порывался предлагать, но тут Феликс твердо сказал «нет», а его «нет» Волынцев никогда не оспаривал. Знал, что бесполезно.

Феликс не мог допустить компаньона до столь деликатных сфер. Разве Волынцев способен ходить вокруг да около? И имеет ли он хотя бы самое отдаленное представление о такте? Нет, Волынцев проникновенно посмотрит на собеседника и дружеским тоном предложит:

– Хочешь, мы поможем твоей мамаше поскорее уйти на тот свет? Тихо и безболезненно? Тебе это встанет недорого – примерно как годовое содержание ее у нас. Ну что – по рукам?

Можно себе представить, что за всем этим последует. Родственники клиентов были богатыми людьми, а люди, которым есть что терять, всегда опасаются подстав и подлянок. Так и без клиентов недолго остаться. Что тогда – опять бордель устраивать? Ну уж нет, попробовали однажды, до сих пор вспомнить страшно...

Пансионат с прилегающим к нему парком (почти два гектара подмосковной земли) когда-то был филиалом одного медицинского научно-исследовательского института. В период повальной реорганизации, ликвидации и приватизации филиал буквально за копейки достался академику Волынцеву, известному не столько своими научными успехами, сколько деловой хваткой. К моменту «приватизации» филиал пустовал уже третий год и впечатление производил самое что ни на есть отталкивающее: к полуразрушенному, изрядно обгоревшему кирпичному дому с пустыми оконными проемами по захламленной территории даже подъехать было невозможно.

Осваивать приобретение самостоятельно академик не захотел: нашлись дела и поважнее. Но у академика был сын, не очень-то, надо сказать, и путевый. Если уж начистоту – совсем непутевый был сын, бабник и пьяница. Официально он числился старшим лаборантом у отца на кафедре, но появлялся там не чаще раза в неделю. Все остальное время Волынцев-младший посвящал «бизнесу», иными словами – в надежде «капитально срубить бабла» ввязывался во всякие авантюры. Авантюры эти были самыми разными, но заканчивались все они одинаково печально, то есть не прибылями, а убытками, которые приходилось покрывать Волынцеву-старшему.

В один прекрасный день академику это надоело. Он усадил сына в свой «Сааб» и повез за город, всячески уклоняясь от ответа на вопрос «куда мы едем». Отцу хотелось произвести впечатление на сына, а для этого его требовалось заинтриговать.

Впечатление произвести удалось.

– Ни хрена себе! – воскликнул сын. – Эту халупу что – после войны восстановить забыли?!

– Хочешь – бери эту, как ты выразился, халупу, приводи в порядок и ставь тут свой бизнес, – предложил отец. – Не хочешь – вали нахрен с моей шеи. Не ребенок уже – двадцать семь лет. Но в любом случае не жди от меня больше ни копейки. Я тебя вырастил, выучил, даже каким-то подобием человека сделал. Теперь хочу отдохнуть.

– А на какие шиши я этот Сталинград восстанавливать буду? – изумился сын.

– А мне по ..., – откровенно заявил отец, подталкивая его к машине. – Мое дело предложить, а там решай сам. Не хочешь – как хочешь! Но денег не проси, вот тебе!

Сын несколько секунд помедитировал на отцовский кукиш и сказал:

– Хочу, папа, конечно хочу. Спасибо тебе за царский подарок.