Марк Хэддон: Загадочное ночное убийство собаки

Тогда отец ударил кулаком по рулю, и машина от этого вильнула и заехала на разделительную линию. А отец закричал:

— Я сказал, оставь это! Бога ради.

Поскольку отец кричал, я понял, что он сердится. А я не хотел его злить и поэтому ничего больше не сказал до самого дома.

Когда мы вернулись в дом, я прошел на кухню и взял морковку для Тоби. Потом я поднялся наверх, закрыл дверь своей комнаты, выпустил Тоби и дал ему морковку. После этого я включил компьютер и сыграл 76 игр в «Сапера». Я прошел уровень эксперта за 102 секунды, что только на 3 секунды медленнее моего лучшего результата, который составляет 99 секунд.

В 2.07 я решил, что хочу выпить апельсинового сока, прежде чем почистить зубы и лечь в постель, так что я спустился на кухню. Отец сидел на диване, смотрел телевизор и пил виски. А в глазах у него были слезы.

Я спросил:

— Ты грустишь по Веллингтону?

Он долго на меня смотрел, а потом втянул воздух через нос. И ответил:

— Да, Кристофер, можно и так сказать. Очень даже просто можно так сказать.

Тогда я решил оставить его одного, потому что, когда я грущу, я люблю быть один. Так что я больше ничего не сказал. Я просто прошел на кухню, налил сока и вернулся обратно к себе в комнату.

Мать умерла два года назад.

Я вернулся домой из школы, но мне никто не открывал, так что я взял секретный ключ, который лежал под ковриком перед кухонной дверью. Я вошел в дом и занялся моделью танка «Айрфикс Шерман», которую я строил.

Через полтора часа отец вернулся домой с работы. Он занимается починкой нагревательных приборов и всякой сантехники вместе с человеком по имени Родри, который у него работает. Отец постучался в дверь моей комнаты, открыл ее и спросил, видел ли я мать.

Я сказал: нет, я ее не видел. Тогда он ушел на первый этаж и начал звонить по телефону. Но мне было не слышно, что именно он говорил.

Потом он пришел ко мне в комнату и сказал, что должен уйти на некоторое время, но точно не знает, на сколько. Он сказал, если мне что-то понадобится, я могу позвонить ему по мобильному телефону.

Отца не было два с половиной часа. Когда он вернулся, я спустился вниз. Отец сидел в кухне и смотрел в окно, которое выходит в сад, и из него видно пруд, забор из рифленого железа и верхушку башни церкви на Манстед-стрит, которая похожа на маленький з а мок, потому что она норманнского периода.

Отец сказал:

— Я боюсь, что вы с матерью не сможете видеться какое-то время.

Он не смотрел на меня, когда это говорил, а сидел обернувшись к окну.

Обычно люди смотрят на тебя, когда они с тобой разговаривают. Я знаю, что они в этот момент пытаются понять, что я думаю, но я не могу понять, что думают они. Это как будто ты находишься в комнате с односторонним зеркалом, как в шпионских фильмах. И мне было приятно, что отец разговаривал, не глядя на меня.

Я сказал:

— Почему?

Он очень долго молчал, а потом ответил:

— Твоей матери пришлось лечь в больницу.

— Мы можем ее навестить? — спросил я, потому что я люблю больницы: мне нравится тамошняя униформа и машины.

Отец сказал:

— Нет.

Я спросил:

— Почему нет?

А он ответил:

— Ей нужно отдохнуть. Она хочет побыть наедине с собой.

Тогда я спросил:

— Это психиатрическая больница?

И отец ответил:

— Нет. Это обычная больница. У нее проблемы… проблемы с сердцем.

Я сказал:

— Нужно отнести ей еды, — поскольку я знал, что еда в больницах не очень хорошая. (Дэвид из нашей школы однажды лежал в больнице, ему делали операцию на ноге. Ему нужно было удлинить мышцы икры, чтобы лучше ходить. Дэвид терпеть не мог тамошнюю пищу, поэтому его мать каждый день носила ему еду.)

Отец долго молчал, а потом сказал:

— Я отнесу ей чего-нибудь днем, когда ты будешь в школе. Отдам врачам, а они передадут маме, ладно?

Я сказал:

— Но ты не умеешь готовить.

Отец закрыл лицо руками и сказал:

— Кристофер, слушай, я куплю какой-нибудь готовой еды в «Марке и Спенсере» и отнесу ей. Мама любит такие вещи.

Я сказал, что напишу ей открытку типа «Выздоравливай», потому что так всегда делают для людей, которые лежат в больницах.

Отец сказал, что отнесет ее матери в больницу.

На следующий день по пути в школу мы проехали в автобусе мимо четырех красных машин подряд, что означало хороший день, — так что я решил не грустить о Веллингтоне.

Мистер Дживонс, школьный психолог, однажды спросил меня, почему четыре красные машины подряд обозначают хороший день, а три красные машины обозначают довольно хороший день, а пять красных машин обозначают очень хороший день. И почему четыре желтые машины в ряд означают черный день, то есть такой день, когда я ни с кем не разговариваю, не ем свой ланч и сижу один, читая книги, и не предпринимаю ничего рискованного . Он сказал, что считает меня очень логичным человеком, и потому его удивляет, что я мыслю подобным образом. Поскольку это не слишком-то логично.