ТАДЕУШ КОНВИЦКИЙ - ЧТИВО

Корсак предостерегающе поднял руку. Я замолчал. Он щелкнул клавишей магнитофона и сказал:

– Пленка кончилась. Завтра продолжим. У вас очень усталый вид. А царапины около уха – это что?

– Царапины? – повторил я, ощупывая шею за ухом.– Видно, покалечился, когда падал с лестницы.

– Похоже на следы ногтей.

– Не знаю. Возможно. Нет, не припоминаю. Между нами ничего не было.

Комиссар усмехнулся и энергичным, размашистым движением прихлопнул реденькую поросль на висках.

– Вы же говорите, что многого не помните. Ладно, вскрытие покажет.

– Вскрытие? – прошептал я, с трудом проглотив колючий комок слюны.

– Да. Она уже труп. Всего лишь труп. Я вас замучил. Нам обоим необходимо отдохнуть. Я отведу вас в помещение, где вы выспитесь, придете в себя, а завтра видно будет.

– Как это? Я не могу вернуться домой?

– Пока нет. Мы имеем право задержать вас на сорок восемь часов. Потом видно будет.

Я покорно согласился. Только бы мне не показывали труп и не проводили так называемый следственный эксперимент. Почему именно со мной это случилось.

Почему один мой невинный, непреднамеренный поступок вызвал лавину гадких, просто омерзительных последствий. Проклятые именины.

Корсак вывел меня в коридор. Маляры уже разошлись. Несколько полицейских возились с алкашами, орало включенное на полную мощность радио.

Пробегавший мимо молодой человек крикнул Корсаку:

– Есть уже анкетные данные. Ее зовут Вера Карновская.

Комиссар остановился в том месте, где коридор сворачивал вправо. Задумчиво уставился на заляпанный известкой пол.

– Вам что-нибудь говорит эта фамилия?

– Нет. Ничего. Хотя… не знаю. Может, когда-нибудь слышал.

Я бы, вероятно, покраснел, если б мог, – мне почему-то показалось, что я вру.

Помещение было похоже на гостиничный номер. У стен друг против друга стояли две узкие койки, посередине – стол и два вполне приличных стула. А на столе я увидел стакан недопитого чая.

– Надеюсь, вас это устроит, – сказал Корсак. – Отдыхайте.

И вышел. Щелкнул замок. Где-то в темноте за зарешеченным окном бурно отмечали именины. Возможно, тезки хозяина дома, где я был. Все во мне разладилось. Надо взять себя в руки. Но зачем. Что случилось. И как это я влип в такую идиотскую историю.

Я присел к столу и протянул руку к стакану с чаем. Тогда из вороха серых, как мешки, одеял на койке вынырнул пузатый коротышка

– Угощайся, – едва слышно прохрипел он; звук его голоса больше походил на шипенье, чем на нормальную человеческую речь. – Я тебя давно поджидаю. Это ты убил женщину?

– Я? Нет. Я никого не убивал.

– Ну конечно. Уточним позже,– рассмеялся он, слезая с койки. На нем был изношенный полувоенный костюм. Зеленая повязка стягивала всклокоченные, необыкновенно густые черные волосы, тронутые сединой. На куртке были нашиты гнезда для патронов, в выцветших зеленых штанах я заметил множество карманов. Даже носки смахивали на портянки.

Но больше всего меня поразила его голова. Огромная, с широким, сплошь заросшим полуседой щетиной лицом, на котором белели только глазницы с невидимыми зрачками да узкая полоска лба.

– Я всем говорю «ты». Такая у меня привычка. А ко мне можешь обращаться:

«пан президент». Потом объясню почему.

– Хорошо, с удовольствием. Но мне бы лечь, я едва живой.

– Тогда выпей чайку и в постельку. Тебе тоже назначили психиатрическую экспертизу?

– Не знаю. Меня только что привезли. Голова ужасно гудит.

– Со мной можешь откровенно. Я – фигура общественная.

Когда он говорил, во рту у него, почему-то напоминавшем вокзальный сортир, происходили какие-то пугающие процессы. Два почерневших верхних зуба странным образом двигались сами по себе, не совпадая с движением губ.

Внутри темной пасти что-то клубилось, клокотало, зловеще поблескивало. Тем не менее эта волосатая образина чем-то смахивала на сказочное доброе чудовище.

– У меня ощущение, будто жизнь кончена. Президент беззвучно рассмеялся. Во рту его что-то перекатывалось, лопались какие-то пузырьки, губы червяками расползлись по лицу. Мне расхотелось пить. Я отставил стакан с холодным чаем и плюхнулся на койку.

– А ты знаешь, – прохрипел наконец президент, – ты знаешь, чтобы наша планета в ее нынешнем виде могла с грехом пополам существовать, следовало бы каждые сутки отправлять в другую галактику по меньшей мере сто тысяч человек?

– Никогда не слыхал.

– Тогда слушай и запоминай. Это была твоя жена?