Кэрри Фишер - Хуже не бывает

Двери госпиталя широко распахнулись. Сьюзан была бодра и даже оптимистична. Она на улице! Ее старый добрый друг Улица! С машинами и солнечным светом. Она может установить декорации по своему выбору. Время шло по часам Сьюзан, половина после ее улыбки или четверть после небольшого ранения. Дорога открыта, все отступили, пропуская ее королевскую процессию. Здания почтительно освещали путь Сьюзан, приветствовали ее как героя, ведь она это заслужила. Машины чествовали ее, коронуя королевой всех улиц, и небо над ними смотрело на нее с благоговением и восхищением, раскинув над ней закат, полный сокровищ, сверкающих под небесным балдахином. Все вокруг принадлежало ей, уличные огни подмигивали, пальмы склонялись в мольбе, а колесница стремительно несла ее.

– Смотрите на меня, я – Сандра Божественная.

Но этот ложный идол стал истинным, как совершенная партия бельканто, как истина Христианского мира, как Тамми, пожалуйста, Тамми, скажи мне правду.

Разумеется, худшее осталось позади. Сьюзан оставила его в госпитале, заперла в прошлом. Она вышла победительницей из горящего здания, прошла сквозь бурный поток и стала героиней. Она выжила и проехала через город, ведь так? Кто еще на такое способен? Солнечный свет был слишком ярким, вот почему они держали перед ней бумаги. Чтобы подать знак. Ей. Той, что косилась на бумаги. Той, что взяла ручку в левую руку и написала на обороте страницы крупным корявым детским почерком «Стыд». Той, что отправлялась в долгий путь, со всеми своими украшениями. Теперь вы узнали ее? И, что самое важное, почему у нее нет с собой камеры? Потому что цвета… цвета были изумительные. Но некоторые были настолько яркими, что причиняли ей боль.

«Тенистые аллеи» – больница с решетками на окнах и осколками стекла на подоконниках. Украшения, придуманные для того, чтобы помешать необдуманному уходу. Там было несколько корпусов, каждый из которых отведен под возвращение определенных обломков здравого смысла. Главный корпус – огромное белое здание на вершине большого холма, выстроенное в стиле шейкеров. [41] Шейкеры – христианская секта протестантского происхождения, в XVIII веке перебрались из Англии в Америку, стиль их построек отличается аскетизмом и практичностью. Музыкальная комната и комната отдыха в передней части западного крыла, большой коридор вел в огромную столовую. В восточном крыле располагались кабинеты и библиотека, как для постоянных обитателей, так и для временных. Сьюзан очень надеялась, что обрела свой последний приют. Разве нет?

По крайней мере, сейчас это был сонный приют. Собрав остатки сил, она плыла сквозь густой сироп препаратов, которыми ее потчевали. Потребовалось все искусство врачей, чтобы победить ту штуку, которая требовала, чтобы Сьюзан продолжала бодрствовать, но в итоге они с этим справились – она заснула, и надолго. Но в моменты бодрствования она пребывала в мрачном ступоре. Их было так много, что она перестала считать. Но теперь, медленно опускаясь в подводный мир, она почувствовала себя лучше.

Ничего особо не изменилось, но так определенно было лучше. Это всего лишь «обратная сторона» возвращения. Затянутое до предела, приготовленное для смерти и бессонницы, это тугое кольцо можно лишь ослабить, но разорвать его нельзя. Сьюзан ждала, съежившись, непонимающая, настороженная, что еще от нее потребуется. Если придется идти дальше.

Когда же наконец она перестала слышать расстроенный звук внутри, то посмотрела вокруг взглядом, не замутненным видениями. Ей пришло на ум, что эта напасть могла отправиться на поиски другого хозяина. Собиралась ли она ограбить ее и уйти или просто выскользнула в магазин за сигаретами, чтобы затем вернуться и отомстить?

Она подумала, что лучше не питать надежд, но вдруг ей удастся получить удовольствие, пусть и небольшое, на этом новом этапе. Так что она рискнула спуститься с кровати, ставшей ее болотом и кроссвордом, – один непривычный шаг, одно осторожное движение в занятый своими делами мир, который не ждет ее.

И когда преграды на ее пути исчезли, Сьюзан осмелилась выбраться из комнаты в холл. Пройдясь по освещенному, укрытому ночью коридору, протянувшемуся в обе стороны, она пошла на раздражающий шум в конце туннеля.

Сьюзан, как знатока шумов, привыкшего к их символике, привлек неблагозвучный напев, манящий к жизни, брызжущий из этого открытого источника, льющийся на ее чувства, звук за звуком.