Кэрри Фишер - Хуже не бывает

Сьюзан любила его небрежно, с оттенком высокомерия, не догадываясь, что где-то в глубине ее души проросший цветок изо всех сил тянулся к теплу и уюту его далекого солнца, крепла необъяснимая тайная привязанность, настраиваясь на него, ведомая его светом. Лиланд давал ей что-то живительное, что-то, без чего она не могла обходиться так же, как без кислорода. И лишь теперь она сообразила, как ей этого не хватает.

О, это ужасно!

Каким-то образом перехитрив ее датчики, Лиланд ускользнул в темный мир, к которому она его нечаянно подтолкнула. Сперва он постепенно переложил на нее ответственность за Хани, а затем оставил ее, опьяненную любовью, глубину которой она до сей поры не осознавала, и на цыпочках вышел за дверь, отправившись на поиски чего-то более нормального и подходящего для себя.

Нужда. Ужасная нужда, со сморщенным, перекошенным от сожаления и запоздалой любви лицом, теперь таращилась на нее из мрака; очнувшись, Сьюзан поняла, что раньше не представляла, какой облик может принять ее реальная жизнь. Ах! Искалеченная утратой, она горевала по отцу Хани. «Вернись! – хотелось ей умолять его. – Верни мне меня – ту меня, что была рядом с тобой, – я стану хорошей, обещаю! Ты даже можешь встречаться с мужчинами! Я буду смотреть на это по-другому, как у них, в Европе! Я сделаю все, что ты скажешь! Только останься: пожалуйста… только останься со мной… помоги мне дышать!»

Но было слишком поздно.

Она знала: однажды сбежав, он уже не вернется. Уход дался ему нелегко, ведь ему пришлось покинуть своего единственного ребенка, свою самую большую радость.

Нет, он ушел и не собирается возвращаться, он оставил ее с этой огромной любовью, которая становилась все больше и больше, словно зоб, растущий от унижения, отверженности и отчаяния.

Она просто должна пережить этот худший из вариантов человеческого бытия, подождать, пока не затянутся раны самобичевания и одиночества. После ухода Лиланда, мать Сьюзан, Дорис, была очень заботлива. Она взбила подушки и приготовила дочери бутерброды.

– Ты вся в меня, дорогая. Мы не способны удержать мужчин, – прозаично сказала Дорис, присев на краешек кровати и убирая волосы с нахмуренного лба дочери. Дорис Манн была киноиконой пятидесятых, три распавшихся брака принесли ей публичное унижение, банкротство и еще раз банкротство. – Лучше думай об этом так: в нашей семье перебывали все типы мужчин. Конокрады, алкоголики, люди-оркестры и певцы, но это наш первый гомосексуалист!

Произнося эту торжественную речь, она поднимала брови, кривила губы в фирменной усмешке и бурно жестикулировала.

По крайней мере, эта ситуация пошла на пользу фигуре Сьюзан. «Диета Исчезнувшего Папочки». Помните, какой толстой она стала, когда вынашивала Хани? И как потом она не могла похудеть, что бы ни делала? Слои жира цеплялись за нее, словно перепутанные жильцы в темном доме с привидениями.

Наверное, после ухода Лиланда по нему скучали и около двадцати фунтов ее веса, потому что и они потихоньку ушли от нее. Может, тоже бросили ее ради мужчины. И теперь где-то бродит внезапно растолстевший парень с преданно прильнувшим к нему ее бывшим жиром. Тем летом Сьюзан стала будто тефлоновой. Все отваливалось и отскакивало от нее, и она чувствовала себя все более одинокой. Вещи терялись в доме – и не только то, что постоянно теряется, вроде стаканов, ручек и фотоаппаратов. Пропадали книги, плейер и, наконец, собака. Ее так и не нашли. Бум! – и в один прекрасный день она исчезла.

Она что-то не то сказала? А может, все дело в неудачной прическе или макияже? Почему она превратилась в тупик, из которого оказалось так легко сбежать? И как приятелю Лиланда, Нику, удалось стать человеком, который заполучил этого прекрасного мужчину, сбежавшего от нее?

Хани исполнилось четыре, пять, затем шесть. А Сьюзан жевала и пережевывала, снова и снова обдумывала случившееся. Будто могла что-то исправить.

Друзья перестали обращать на нее внимание.

– Жалостью к себе ты уничтожила все очарование и романтику, чушь все это, я тебе говорю, – заявила как-то Люси, лучшая подруга Сьюзан.

– Да отвали ты на хрен, – уныло ответила та, не отрывая взгляда от экрана телевизора, стоявшего в ногах кровати.

– Покажи мне этот хрен, и я на него отвалю, – ответила Люси.

Люси была не единственной, кому надоело выслушивать нытье Сьюзан, просто она не стала молчать. Всем хотелось вернуть жизнерадостную, беспроблемную версию своей подруги. И в конце концов прежняя Сьюзан вернулась, действительно вернулась.