– Да, но теперь он все время пытается мне исповедаться, – простонала Дороти. – Рассказывает, как лгал мне, что поедет купить книгу, а сам встречался с Рудольфом на…
– Здесь я устанавливаю правила, – решительно перебила ее Сьюзан. – Вам на какое-то время запрещается говорить с ним. Он пытается добиться, чтобы вы его простили, тогда он сможет простить себя, или смириться со своей виной, или что там еще. В любом случае это не важно, потому что, в конечном счете, он попросту вываливает на вас все это дерьмо. В обмен на прощение, так сказать, а в итоге у вас перед глазами будут стоять картины, от которых вы не сможете избавиться. Так что на ближайшие несколько месяцев не открывайте рот на эту тему. Теперь он голубой. Никаких прощаний в Натурал-сити. Он не может получить и своего Рудольфа, и… Вы понимаете, о чем я? Я прошу прощения, но облегчать ему жизнь – не ваше дело. Ваша задача – облегчить жизнь для своих детей. Ваш сын уже большой мальчик? В смысле – ходит, говорит?
– Ему тринадцать, и он очень переживает. Даже не хочет видеть отца. А малышке всего три. Она вряд ли понимает, что происходит.
Сьюзан нервно забарабанила пальцами.
– Вам нужно найти детского психолога, который будет защищать интересы вашего сына, но при этом самой не оказаться козлом отпущения, чтобы ваш муж не мог сказать, будто вы настраиваете сына против него и все такое.
Дороти задыхалась.
– Он уже это сказал! Вы гений! Вам нужно написать книгу! Правда! Она поможет многим. Вы не представляете, как помогли мне.
– Ara, – уныло произнесла Сьюзан. – «Куриный бульон для голубой вдовы».
Она рассказала затаившей дыхание, расстроенной Дороти все, что могла. Даже немного всплакнула во время рассказа, что было неприятно, отчасти поэтому она не желала возвращаться на место преступления. Сьюзан пригласила Дороти в элитный клуб, членскую карточку которого она никогда не сможет аннулировать.
Давным-давно, на семинаре по нью-эйджу, Сьюзан услышала фразу, которая сопровождала ее все эти годы и очень подходила к нынешней ситуации: «Мы подсаживаемся на неразбериху и бурные эмоции во всех наших связях и предпочитаем постоянное разочарование тому…» Она не помнила, чему там предпочитают постоянное разочарование, так что, по-видимому, действительно предпочитала разочарование. Но другие слова, зависимость от неразберихи и бурных эмоций – и даже постоянное разочарование, – отзывались в ней беспокойно и резко. Теперь, стоя на страже своих границ, она могла рассмеяться опасности в лицо. По крайней мере, захихикать – неплохое начало, дверь в ее жизнь немного приоткрыта, и можно тайком пробраться в нее. Но следом в эту дверь вошло безумие. Сейчас, когда она больше не была безумной – или как безумной, – такой стала ее жизнь. Неразбериха и бурные эмоции сгрудились вокруг нее – церемониймейстера на безумном балу. Вещи отказывались беспокоить ее, что бы ни происходило, она оставалась невозмутимой. Невозмутимость наполняла воздух, издавая тихий приятный звук – манящий шум, который ты слышишь, когда сломлен. «Если ты поднимешься, будет плохо» превращается в «А если сломаешься, будет еще хуже».
Ее новый девиз: «Отставить кризисы». Сперва совсем тихо, а затем шепотом он нашел выход наружу. Раз никто не слышал этого, значит, пусть смотрят, вот она, возникла на горизонте, снова излучает сияние, только что восстала из могилы – с дарами! Словно солнечный луч в бушующих солнечных ветрах, она сияла во тьме. Во тьме людей, поглощенных собственным темным опытом. Сьюзан говорила на их языке, знала их тайные знаки. Все перемешивалось, они жевали и пережевывали гребаный дерьмовый жир своих неудач, хотели поговорить об этом.
Сначала, как всегда, появились наркоманы. Ничего нового. Она долгое время была упорным наркоманом. Но теперь пришли и другие виды расстройств – люди, чей мозг ослабевал и расплывался, снова начали появляться в ее окне и просачиваться сквозь ее границы или там, где должны были быть ее границы. Они как-то чуяли ее, чуяли ее слишком развитое чувство ответственности, то, что в них самих должно быть, как у нее. Они приходили, держась за голову, в поисках братства.
Наркоманы, психотики, шизофреники, даже кое-кто из двинутых знаменитостей. Сьюзан впускала их в дом, давала им убежище, которого они искали, защищала их от зла. И это было не так уж плохо. Даже здорово. Да и что еще может случиться плохого после всего, что уже случилось? Поскольку Хани счастлива и здорова, не так уж много. И у нее все отлично – она поднимает оступившихся и заполняет ими свой ковчег.
Читать дальше